Мщение справедливо
Шрифт:
Подожди, подлюга, Ильин живой. Как в старые добрые времена, чувство опасности не выбило полковника из седла, а добавило злости и силы.
Первым делом, не класть все яйца в одну корзину, перестраховаться. Нужен честный и сильный парень. Гуров? Имя выскочило первым и безусловным. Конечно, Гуров, но не напрямую. Необходим связник, обязательно чекист. Где же взять такого, не продажного и не бздуна?
Вскоре Ильин убедился, что в его окружении подходящий человек отсутствует. Достукался, окружил себя подлизами и двурушниками! Нет среди друзей, ищи среди врагов.
– Он на задании, – попыталась возразить секретарь.
– Знаю я ихние задания! Немедля!
Кулагина разыскали быстро: он молол воду в ступе по делу убийства Травкина.
– Здравия желаю, господин полковник, – безучастно произнес майор, входя в кабинет. – Как здоровье? Слышал, вы слегка приболели.
– Здравствуй, присядь. – Ильин оглядел невидную, но хорошо скроенную фигуру майора. – Может, тебе это и неприятно слышать, но ничем обрадовать не могу – на здоровье не жалуюсь.
– Я всем желаю здоровья. – Кулагин сел, закинул ногу на ногу, вид сохранил деловой, не разгильдяйский. – Я желаю здоровья даже врачу, больной врач вызывает жалость. А жалеть врача опасно для собственного здоровья.
– Философ… – Ильин усмехнулся. – Скажи, майор, за что ты меня не любишь? – Коротко вздохнул и добавил: – Можешь не отвечать.
Кулагин был оперативником, почувствовал в начальнике перемену, взглянул внимательно. Обычно майор полковнику в лицо не смотрел, лишь мазал взглядом: мол, нечего смотреть, и так все известно.
– Ты с полковником Гуровым из главка угро в нормальных отношениях, я знаю.
– Нормально, коллеги, – никчемно ответил майор, чувствуя, что с полковником творится непонятное.
Майор словно впервые увидел нелюбимого, главное, неуважаемого начальника. Увидел в полковнике нечто очень важное, доселе совершенно незнакомое. Майор исподволь оглянулся, словно проверяя, в тот ли кабинет попал. Полковник смотрел на него жестко, без обычной брезгливой улыбки.
– Почему я тебя не люблю, знаю. – Ильин открыл лежавшую перед ним папку, вынул страницу, на которой было что-то написано от руки, и обычный почтовый конверт. – Я тебе завидую, Павел. Зависть встречается разная, не всегда злая и черная… Прочти и хорошенько запомни. – Он протянул через стол бумагу и конверт.
Запись была простая, запоминалась легко, тем более что все перечисленные фамилии майор прекрасно знал. Но общий смысл он не улавливал.
– Запомнил? Запечатай в конверт, убери в карман.
Полковник подождал, пока подчиненный выполнил приказание, затем сухо продолжил:
– Конверт передашь в руки Гурова. Если с конвертом что-либо случится, всякое бывает, тогда передашь содержимое на словах. Понял?
– Так точно, Игорь Трофимович. Когда передать? Сегодня?
– Нет, когда со мной что-нибудь случится. К примеру, если я под трамвай попаду.
Атмосфера в кабинете стала тяжелой. Казалось, воздух уплотнился, или, наоборот, воздуха стало не хватать.
– Ну, от трамвая вы застрахованы, Игорь Трофимович. – Кулагин заставил себя улыбнуться. – Трамваи по Москве уже не бегают.
– Много ты знаешь, майор… Иди.
– Всего доброго, Игорь Трофимович. – Кулагин протиснулся в дверь боком, словно не хватало сил открыть ее как следует.
Глава 7
На этот раз Гуров и Крячко пришли в прокуратуру. Гойда сидел за своим столом.
– За вчерашний день – гора бумаг и неприятностей. Как я и ожидал, повторный выезд на виллу ничего существенного не дал.
– Ты пулю из стены вытащил? – спросил Гуров.
– И уже отдал на экспертизу. Судя по всему, пуля выпущена из того же карабина. Официальное заключение будет к вечеру.
– А говоришь, ничего существенного, – удивился Крячко. – А ты желал бы, чтобы кто-то из данных господ с повинной явился?
– Желал бы! – с вызовом ответил Гойда. – Но они бросились не в данный кабинет, а к своим начальникам. И началось…
– Сочувствую, – перебил Гуров. – К начальству и прочей ерунде мы еще вернемся. Как Барчук вел себя на выезде?
– Как и предполагалось, он был с адвокатом.
– А чего ты не пресек? Никакого обвинения ему не предъявлено. Или для высших чиновников законы иные? – Гуров раздражался, но отнюдь не потому, что следователь допустил на выезд адвоката. Сыщик был раздражен на себя, что мешает Гойде сосредоточиться, лезет с никчемными вопросами. Они рождаются оттого, что у него, полковника Гурова, нет ни настоящих вопросов, ни собственной линии поведения. Совершенно ни к чему вспомнилась Татьяна, какой у нее косящий, постоянно вопросительный взгляд и оливковые полные груди с темными выпуклыми сосками. – Мы что, стопроцентные импотенты? Мы уже ничего не соображаем? – вспылил он вновь и осекся. – Извини, Игорь, кроме неприятностей, другие новости имеются?
– Понимаешь ли, Лев Иванович, лично я не шибко верю в вашу версию, каким образом произвели выстрел, – медленно и как обычно занудливо начал говорить следователь. – Вам лучше меня известно: если решили убить – делают все просто. Однако, в силу того, что у меня иной версии нет, я попытался вернуться к вопросу, кто на каком месте стоял из присутствовавших на веранде. Возникают некоторые разночтения, но не в том, кто где конкретно стоял: последнее зафиксировано точно, все действующие лица в своих показаниях едины.
– Натурально Михаил Сергеевич, много слов при нуле информации, – пробормотал Крячко.
– А сейчас я вообще собьюсь. – Гойда нацепил очки, стал подглядывать в бумажку. – Меня интересовал вопрос, который подсказал Лев Иванович: когда все наконец вышли на веранду, то остановились, собрались фотографироваться или менялись местами, перестанавливались? Барчук вынес лампу, направляя свет, но, судя по его показаниям, он никому не указывал, где конкретно стоять, и произнес лишь одно вполне понятное слово: «Плотнее». Но тем не менее люди местами менялись.