Мстислав Великий
Шрифт:
С того и повёл речь Мстислав. Слушая его, бояре кивали, соглашаясь и недоумевая, почто такая речь. Доходов разве что новых просить станет?
— Утишилась Русь, спокойны её рубежи, — продолжал Мстислав. — Князья живут в мире и любви по заветам отцов, никто на нас не зарится. А посему порешил отец мой, великий князь киевский Владимир Мономах призвать меня к себе.
— Да зачем? — вскинулись бояре. — Неужто захворал князюшка?
— Милостью Господа нашего, здоров великий князь, — ответил Мстислав. — Но желает он, дабы я
Ошеломлённые вестью, бояре переглядывались и разводили руками.
— Да как же так-то? — загомонили они разом. — Как же можно? Аль мы не потрафили чем? Аль даров мало даём? Аль мала тебе земля Новгородская?
— Земля велика и обильна, — согласился Мстислав, — да Новгород — ещё не вся Русь. Я не сам к вам пришёл, меня дед мой ставил. Ныне князя Всеволода в живых нет, так отец своё слово сказал. Но взамен себя оставляю я вам сына своего старшего, Всеволода. Он в Новгороде рождён, здесь возрос, ему заместо меня и сидеть.
Всеволод был тут же — крепкокостный, начавший матереть. Он мало походил на отца и деда — пошёл в другую родню. Стоял подле отцова стольца тише воды, ниже травы, а тут вышел вперёд, расправя плечи и свысока озирая всех. Долго жил молодой князь под отцовым крылом, ходил в его руке и всей его воле — без удела и столов для кормления, а тут вдруг получил сразу Новгород. Город, который даётся только наследнику великокняжеского стола. Мстислав — старший сын великого князя, Всеволод — старший сын наследника и сам в свой черёд после смерти родителя примерит великокняжеский венец.
— Не глядите, что молод Всеволод, — сказал Мстислав, — я сам был намного моложе, когда вы меня приняли. Новгород меня, аки сына, вскормил, перед Святополком Изяславичем в обиду не дал, так и я отдаю Новгороду любимое дитя. Были у меня в своё время наставники добрые. — Он оглядел бояр. Домажир Осипович здесь, но стар и хвор. Добрыня Рагуилович — тоже, боярин Ядрей уже умер, Дмитрий Завидич еле жив, внуков готовится женить. Правда, есть ещё Константин Мовсиевич, но тот как раз сегодня расхворался. А прочие либо молоды и потому ненадёжны, либо мало себя показали.
— У меня наставники были добрые, так я и сыну даю таких же, — продолжал Мстислав, и некоторые бояре помоложе невольно подтянулись, ожидая, что назовут их. — Вот они! Даньслав Борисыч и Ноздреча Олферич.
Услыхав имена, одни разинули рты и онемели, а другие выпятили животы.
— Сих мужей даю я сыну своему советниками, ибо ведаю их как мужей мудрых и нарочитых, — не замечая изумлённой тишины, говорил Мстислав. — А о прочих пущай сам Всеволод отныне думает. Он теперь ваш князь Новгородский!
Всеволод шагнул вперёд. За спиной он чувствовал поддержку отца и деда и верил, что ему горы по плечу.
2
Пышно
Но терем встретил Мстислава запустением. Давно уже не жили в Белгороде князья, а коли и бывали, то больше наездами. Терем был невелик, срублен давно и по сравнению с городищенским казался ветхим и потемневшим от непогоды. Хорошо ещё, протопили накануне, выгоняя весеннюю сырость.
Христина чувствовала себя потерянной в горницах, где холопки и сенные девки спешно устраивали княгиню и её дочерей. В Новгороде она привыкла к другому.
Скрипнула половица, и вошёл Мстислав. Полы в верхних горницах тоже были старыми, многие доски скрипели так, что издалека ясно, кто-то идёт. Христина поднялась навстречу мужу. В скромном домашнем летнике и простом убрусе она мало походила на княгиню.
— Маешься? — Мстислав угадал чувства жены, бережно обнял.
— Тяжко мне, Гаральд, — вздохнула Христина. — Чужое тут всё. Не моё.
— Наше, — поправил Мстислав. — Белгород — наш город, русский.
— Град во владениях отца твоего. Даже не в своём уделе.
— Смоленское княжество моё, — вспомнил Мстислав. — Да и Киев тоже рано или поздно моим станет. Тогда мы с тобой на Горе жить будем, в теремах великокняжеских. Отец гонца прислал — зовёт на Пасху в гости.
— Теперь он часто звать тебя будет?
— Да. Я наследник дел его.
— Великое княжение ты унаследуешь? А другие князья?
Мстислав задумался. Вроде ясен поступок Владимира Мономаха — он уже не молод, седьмой десяток пошёл. Пора о будущем решать. Вот и призвал старшего сына, чтоб передать ему стол. Но другие князья ещё живы. Изгои Святославичи вряд ли смирились. Нет неистового Олега, но жив брат его Давид, а молодой Ярослав ненамного старше Мстислава. Да и остальные — как-то посмотрят на нарушение лествичного права? А как хотят — так пусть и смотрят!
— С другими князьями и разговор у нас будет другой, — пообещал Мстислав, целуя будущую великую княгиню.
Мстислав уехал. Его проводили и забыли бы о князе вовсе, да глодала новгородское боярство обида. Старый посадник Добрыня хворал, не выходя из хором, а едва подсушило дороги, уехал в своё имение у Волхова. Провожая старика, утонувшего в мехах на дне возка, горожане качали головами. Давно такого не бывало, чтоб посадник покидал город не на день-два, а как Бог даст. Вдруг да воротится обратно ногами вперёд на погребальных санях!