Мстислав
Шрифт:
Неприятно Оксане, всё чаще овладевало ею желание уйти в монастырь. Трудом послушницы и молитвами получить прошение за свои грехи. Оксана считала свои мирские дела оконченными, племянников вырастила, уже похоронила, так и не вкусив радости и горечи семенной жизни. Мстислав? Но он не муж, а любовь к нему в келье забудется.
Мысль об уходе в монастырь она скрывала от Мстислава, да и наезжал он в обжу редко. Уедет князь в Тмутаракань, а она в монастырь удалится.
Незаметно подошёл праздник Ивана Купалы; весёлый, с большим
Плели венки, а в полночь отправились искать желтоголов и цветок иван-да-марью.
Хороший, щедрый праздник Ивана Купалы, от языческих времён сохранившийся.
Мстислав пришёл к костру с Добронравой, заразился весельем. Добронрава пошутила:
– Ты, князь, годы свои забыл.
– А я их видел?
– И позвал Добронраву искать жар-цвет папоротника.
Но она отмахнулась: папоротник лесной нечистью окружён…
После Ивана Купалы наступил покос. Мстислав встречал его в обже. «Зажинки», святой день для смерда. В грозник-месяц дозревала на поле рожь, клонилась к земле тяжёлая пшеница, усатый ячмень, того и гляди, начнёт ронять зерна. В обжу Мстислав приехал, едва засерело. На поле вышли, как на праздник, в чистых одеждах. На Оксане сарафан яркий, и вся она торжественная.
Сделав первый прокос, она поставила сноп в стороне. Он считался особым, и место ему у божницы. После обмолота его зерно примешивают к семенному, чтобы в будущий год дал щедрый урожай.
Мстислав взял серп, принялся жать. Нелёгкий труд, и у него с непривычки и без сноровки вскоре заныла поясница. Оксана заметила:
– Твоё ли дело, князь?
Мстислав пошутил:
– Бояр бы сюда, дабы знали, чем хлеб пахнет…
К вечеру Мстислав садился в седло морщась, однако прошедшим днём остался доволен.
Из Переяславля приехал воевода Роман. Рассказывал, что с уходом печенегов из придонских степей на заставах тишина. Разве иногда проскачет степью какой печенежин, в снова безлюдье. О половцах не слышно. Воевода Роман даже ертаулы за Дон высылал, но и там ни печенегов, ни половцев. По всему, орда половецкая всё ещё за Волгою кочует.
Воевода Роман приехал к Мстиславу с просьбой: надумали переяславцы слать в Таврию и били они князю челом отпустить с ними охочих гридней в защиту от степняков, коли наскочат.
Таврия солью богата. Озера её по берегам Гнилого моря, но путь туда опасен.
Сколько видели глаза, морская вода покрыта соляной коркой. Чумаки соль покупали в варницах, но чаще черпали сами, складывали на берегу в скирды, а когда вода стекала, соль обжигали, набивали в рогожные мешки и с великим бережением везли на Русь.
Дорого давалась соль, была она на крови замешена.
– Гридней отпусти, коли сами того желают, - сказал Мстислав, а с привезённой соли десятину в княжью сольницу. Да не опалённую, а пропущенную через варницу, чтоб не хуже галичской и перемышлевской была.
На торгу повстречался Мстиславу гончар Семён, шёл по ряду, кувшинами уставленному, приглядывался.
– Аль потерял чего?
– затронул гончара князь.
– Сказать, князь, не поверишь. В прошлый день воскресный увидел я у восточного гостя чашу. На свет тонка, как стекло, а цвета чёрного. Из чёрной глины та чаша. А хозяин посмеивается, на Руси-де такой не сделать.
– Не иначе краска чёрная в глине.
– Что краска, согласен но отчего глина вязкость не потеряла?
– Думай, мастер, либо наши гончары восточных хуже?
– И уходя, вспомнил: - Взял ли кого в обучение?
– Сыскал. Да ты, князь, его знаешь, твоей стряпухи сын, Васёк.
Мстислав улыбнулся: давно ли голубей гонял?
– Он малый старательный, однако ты его от школы не отрывай, нам грамотные на Руси надобны.
– Ум-разум никому не во вред.
Семён ступай за чёрной чашей.
– Заходи, князь, поглядишь, какую я плиту мозаичную наладил.
7
Доходили хлеба в суслонах, добирало зерно силу. Невесомо летала в ясном небе серебристая паутина, вещая бабье лето. Держались сухие, тёплые дни. С полуночи и до утра пели соловьи, и туман ещё не ложился на луга.
Сразу же за городскими стенами, где уже убрали огороды, встали стожки сена, заготовленного в зиму. Стожки подступали к самому посаду, и запахи свежего сена висели над всем Черниговом.
В это лето в Десну заходило совсем мало иноземных кораблей. Бросал якоря у черниговского причала варяжский торговый дракар, он пенькой и воском загрузился, да ещё валенками, а гостей из Царьграда меха интересовали. Боярин Димитрий продал им с княжьей скотницы столько, что они тюками корабль забили до глубокой осадки, и гости заторопились в обратный путь, пока вода на порогах не упала.
Греки привезли большие глиняные амфоры с оливковым маслом и солёными маслинами, разные пряности, а варяги железо в чушках.