Мститель
Шрифт:
«Моя», — эхом взрывается в мозгу собственнический инстинкт, но я просто вышвыриваю эту мысль из головы.
Едва прикасаюсь к её губам в неторопливом поцелуе, в то время как девушка тянется ко мне каждой клеточкой своего тела. Ненавижу себя за то, что испытываю удовольствие от её вкуса и близости, но и отвернуться от этого не могу — меня к ней странно тянет, будто оплетая паутиной.
Сколько по приличиям надо выждать свиданий, чтобы иметь полное право взять её во всех смыслах этого слова? Надеюсь, немного, потому что я уже сейчас готов слететь с катушек — настолько сильно я хотел её тело и свою месть.
Оля мурчит прямо в мои губы, и тело предательски
Чёрт, только бы не влюбиться…
5. Оля
Я никогда не считала себя сентиментальной или мечтательной девочкой, которая верит в сказки; наоборот, во мне преобладал реалист, который даже в моменты, располагающие к тому, чтобы поверить в чудо, яростно обрубал внутри любую возможную веру на корню. Иногда это помогало справиться с любой проблемой, потому что чем меньше разочарований, тем меньше боли, но иногда, когда верить во что бы то ни было хотелось со страшной силой, это лишь создавало ещё больший уровень дискомфорта.
После встречи с Егором внутри меня, очевидно, случился какой-то сбой, потому что в последнее время, стоило мне на миг закрыть глаза, как я видела лишь его лицо. Желание стать ему ближе и осознание того, что я, возможно, наконец-то встретила своего человека, убивали во мне эту приземлённую личность, заставляя целыми днями парить в облаках.
Я стала обращать внимание на абсолютно обычные вещи, которые вызывали во мне отнюдь не стандартные эмоции: я начала плакать над фильмами, которые раньше с моей стороны сопровождались скептическим фырканьем; меня прошибало на слезу, стоило где-то на улице увидеть, как мать с улыбкой обнимает своего ребёнка; рыдания душили меня, когда я видела, как общие проблемы сплачивают народы, которые стоят друг за друга горой. Я думаю, что всю мою жизнь мне именно этого не хватало — банального человеческого добра и искренней открытости; веры в то, что наш мир всё-таки не так уж плох, и где-то там есть люди, способные на бескорыстную помощь и сопереживание. Мне было тяжело верить во всё это раньше, потому что слишком уж много сухости, чёрствости и скептицизма в людях — они разучились верить в сказки, которые скрашивают нашу жизнь и делают мир чуть ярче; с садистско-мазохистским упоением наблюдают за муками друг друга; и, что самое страшное, убивают себе подобных. Именно по этой причине я перестала смотреть телевизор и читать новости в интернете: от подобных реалий мороз полз по коже от основания черепа и застывал куском льда где-то в районе поясницы. Уж лучше жить в блаженном неведении, закрывшись в собственном панцире, чем каждый день натыкаться на равнодушные лица.
Егор всё изменил; перевернул мой внутренний мир и поменял отношение к людям. Быть может многие из них потому и остаются такими чёрствыми — разве можно быть добрым, не зная, что такое любовь?..
Моё сердце трепетало каждый раз, когда парень появлялся в поле моего зрения, а тело отзывалось на каждое его прикосновение. Через неделю после того, как он спас меня от Влада, я стала ловить себя на мысли, что, если Егор сам не предложит стать чем-то большим — это сделаю я. Знаю, что так не бывает, и за такой короткий срок человек вряд ли может стать смыслом жизни, но у Корсакова, похоже, это неплохо получается.
Каждый мой день начинался одинаково — стоило мне появиться на университетской парковке, как рядом материализовывался Егор, который запечатывал мой рот таким требовательным поцелуем, словно пытался высосать
Иногда — как сейчас — во взгляде парня проскальзывали непонятные мне эмоции: то гнев, то печаль, то какая-то нездоровая безысходность, но лезть к нему с расспросами я тоже не рискнула. Пока он вышагивал рядом — в своём бесподобном защитном костюме со шлемом подмышкой, заставляя всех девушек оборачиваться ему вслед — я глубоко вздохнула для храбрости и позволила себе взять его за руку.
— Ты в порядке? — тихо спрашиваю и внутренне боюсь, что он оттолкнёт мою руку.
Но вместо этого Егор наоборот переплетает наши пальцы, и я неосознанно вцепляюсь в него сильнее.
— Когда-нибудь буду, — с кривой ухмылкой отвечает он.
Каждый раз он просто провожает меня на мой факультет и точно также встречает после пар, и мне приятно думать, что я могу ему нравиться. По заведённой им привычке Егор меня снова целует — так, что начинает кружиться голова, а лёгким не хватает кислорода — и бросает напоследок такой взгляд, будто ждёт от меня какой-то ответной реакции, но до меня никак не доходит, чего именно он хочет. Хотя по тому, как порой блестят его глаза, догадаться о его возможных желаниях было несложно. В конце концов, мне не десять лет, и кое-какой сексуальный опыт — пусть и не совсем удачный — у меня уже есть.
Парень разворачивается, чтобы уйти, забыв, что мои пальцы по-прежнему держат его мёртвой хваткой, и поворачивается ко мне в пол-оборота, вопросительно приподняв бровь. Этот обычный жест кажется мне невероятно сексуальным, и я подавляю желание сглотнуть.
— Быть может, сделаем попытку номер два? — спрашиваю, неуверенная в том, что он согласится.
С тех пор, как сорвалось наше первое и единственное свидание, прошло два дня, и Егор больше не делал никаких попыток встретиться со мной за пределами универа или банально соблазнить — если не брать в расчёт его поцелуи, от которых у меня отключался самоконтроль, конечно. Впереди было целых два выходных, и мне бы не хотелось упустить возможность узнать его получше и, возможно, стать для него кем-то большим.
Глаза парня вспыхивают знакомыми огоньками, обжигая моё тело так, будто он касался его руками.
— А тебе бы этого хотелось?
Я могла бы сказать ему, что медленно схожу с ума, каждый день думая о его руках на моём теле и обжигающих душу поцелуях; сказать, что забыла о том, что такое покой с тех пор, как впервые столкнулась с ним в коридоре, когда его взгляд сковал меня арктическим холодом, а после заставил гореть в пучине адского огня; сказать, что уже не вижу вокруг ничего, кроме его лица и невообразимо говорящих глаз… Но для такой откровенности мне не хватает смелости — самую малость, размером с космос.
Поэтому роняю в ответ тихое:
— Да…
В ожидании его реакции опускаю глаза под тихий аккомпанемент своих краснеющих щёк, ускоряющегося биения сердца и сбивчиво наполняющихся воздухом лёгких. Его тёплая ладонь на моей разгорячённой щеке заставляет меня вздрогнуть и поднять глаза на его невыносимо красивое лицо, которое оказывается слишком близко.
— В этот раз не сбежишь? — как сквозь вату слышу его глубокий голос, который вибрацией отзывается на моих губах, и качаю головой, потому что язык намертво прилип к нёбу. — Когда?