Мститель
Шрифт:
— Я ехал с кладбища в Джорджтауне. Только что похоронил моего единственного внука.
На лице сенатора отразилась печаль.
— Господи, дружище, я искренне сожалею. Не мог и представить себе такого. Болезнь? Несчастный случай?
— Давай поговорим за столом. Я хочу, чтобы ты кое-что прочитал.
Когда они сели, канадец ответил на вопрос сенатора:
— Его убили. Хладнокровно. Нет, не здесь, не сейчас. Шесть лет тому назад. В Боснии.
И он коротко рассказал о том, как в 1995 году юноша горел желанием облегчить боль боснийцев, о его одиссее, начавшейся в Нью-Йорке и завершившейся в Травнике, о согласии помочь своему переводчику
Им принесли по стакану сухого «мартини». Сенатор заказал копченую семгу, ржаной хлеб, бокал ледяного «мерсо». Эдмонд кивнул, как бы говоря: и мне то же самое.
Сенатор Лукас привык читать быстро, но после половины присвистнул и сбавил темп.
Пока сенатор ел семгу и дочитывал последние страницы, Стив Эдмонд огляделся. Его друг выбрал удобное место для разговора: отдельный столик за роялем, в углу у окна, из которого виднелась часть Белого дома. И по своему расположению в парке Лафайета, и по архитектуре «Хей Адамс» больше напоминал особняк поместья восемнадцатого века, а не ресторан в центре бурлящей жизнью столицы одного из крупнейших и самого могущественного государства.
Сенатор Лукас поднял голову.
— Не знаю, что и сказать, Стив. Наверное, это самый ужасный документ, который мне доводилось читать. Что я должен сделать?
Официант убрал тарелки, поставил кофе и старый арманьяк. Они молчали, пока молодой человек не отошел от стола.
Стив Эдмонд посмотрел на четыре руки, лежащие на белоснежной скатерти. Руки стариков, со вздутыми венами, с пальцами-сосисками, почечными бляшками. Руки, которые бросали «Харрикейн» на идущие строем бомбардировщики «Дорнье»; руки, которые разряжали обойму «М-1» в эсэсовцев, сидевших в траттории неподалеку от Больцано; руки, которые воевали, ласкали женщин, держали первенцев, подписывали чеки, создавали состояния, определяли политику, изменяли мир. Когда-то.
Питер Лукас перехватил взгляд друга и понял его настроение.
— Да, мы уже старые. Но еще не мертвые. Что я должен сделать?
— Возможно, мы сумеем сделать одно последнее доброе дело. Мой внук был американским гражданином. США имеют право потребовать выдачу этого монстра, где бы он ни находился. Сюда. Чтобы он предстал перед судом за преднамеренное убийство. То есть речь идет о Министерстве юстиции. И Государственном департаменте. Они должны вместе надавить на государство, которое укрывает этого мерзавца. Можешь ты показать им эти бумаги?
— Друг мой, если нынешняя вашингтонская администрация не воздаст ему по справедливости, тогда никто не сможет воздать.
Сенатор поднял бокал с арманьяком.
— За наше последнее доброе дело!
Но он ошибался.
Глава 14
Отец
Началось все с семейной ссоры, и, по идее, закончиться ей следовало поцелуями и примирением. Но поссорились пылкая дочь итальянских кровей и упрямый отец.
Летом 1991 года Аманде Джейн Декстер было шестнадцать, и выросла она писаной красавицей. Неаполитанские гены Мароцци подарили ей фантастическую фигуру. Англосаксонские Декстера — светлые волосы и лицо молодой Бардо. Местные молодые парни так и вились вокруг нее, и отцу пришлось с этим смириться. Но ему не понравился Эмилио.
В принципе, он ничего не имел против латиносов [25] , но в Эмилио за смазливой внешностью скрывалось что-то неприятное, даже хищное.
Кризис наступил во время летних каникул. Эмилио предложил на пару недель отвезти ее на море. Рассказал, что там будет много молодежи, взрослые, которые станут за ними приглядывать, плюс пляжные виды спорта, чистый воздух и, разумеется, теплый в это время Атлантический океан. Но когда Декстер пытался встретиться с ним взглядом, Эмилио отводил глаза. Шестое чувство подсказало: что-то не так. И Декстер зарубил поездку: «Нет».
25
Латиносы — испаноязычные американцы, выходцы из Южной Америки.
А неделю спустя Аманда Джейн сбежала. Оставила записку, что волноваться не надо, все будет хорошо, она — взрослая женщина и не желает, чтобы с ней обращались, как с ребенком. Назад она больше не вернется.
Летние каникулы закончились. Она не появилась. Слишком поздно ее мать, которая одобрила желание Аманды Джейн поехать к морю, поняла, что следовало прислушаться к мужу. Они не знали, в какой город уехали молодые, ничего не знали ни об Эмилио, ни о его семье, ни о месте, где он жил. В Бронксе по адресу, который он упоминал, они нашли меблированные комнаты. На его автомобиле были номерные знаки штата Вирджиния, в Ричмонде Декстеру сказали, что автомобиль продали в июле за наличные. А фамилия Гонзалес была такой же распространенной, как Смит.
По своим каналам Кел Декстер вышел на старшего сержанта Бюро поиска пропавших людей Управления полиции Нью-Йорка. Сержант посочувствовал, но развел руками.
— Нынче шестнадцатилетние считаются взрослыми, адвокат. Они вместе спят, вместе ездят на море, вместе ведут домашнее хозяйство…
Короче, бюро начало бы расследование, если бы имелись вещественные доказательства того, что Аманде Джейн угрожали, либо насильственно увели из дома, либо приучали к наркотикам…
Декстеру пришлось признать, что за все время они получили только одно телефонное сообщение. Аманда Джейн позвонила, зная, что в это время отец на работе, а матери дома нет. Так что сообщение зафиксировал автоответчик.
У нее все в порядке, она счастлива, и они могут не волноваться. Она живет своей жизнью и наслаждается ею. И свяжется с ними, когда сочтет нужным.
Кел Декстер проследил звонок. Звонили с мобильного телефона по разовой СИМ-карте, которые продавались без регистрации владельца. Он прокрутил запись сержанту, и тот лишь пожал плечами. Как в любом Бюро поиска пропавших людей, дел у него хватало. А это не требовало неотложного вмешательства. Наступило Рождество. Аманда Джейн не давала о себе знать. Первый раз за шестнадцать лет Декстеры встречали праздник без дочери.
Тело нашел Хью Лампорт, владелец небольшой консультационной фирмы, добропорядочный гражданин, который следил за своим здоровьем. А потому каждое утро пробегал три мили трусцой, выходя из дома от шести тридцати до семи часов, даже в холод и под моросящим дождем. А именно таким выдалось утро 18 февраля 1992 года. Он бежал по травяной обочине Индиан-Ривер-роуд в Вирджиния-Бич, где, собственно, и жил. Траву он предпочитал бетону или асфальту, потому что она уменьшала нагрузку на лодыжки. Но когда впереди показалась узкая дренажная канава с переброшенным через нее бетонным мостиком, перед ним встала дилемма: воспользоваться мостиком или перепрыгнуть через канаву. Он прыгнул.