Мстители двенадцатого года
Шрифт:
— А ловка девка. Коня понимает.
— Этак она и сабле обучится — берегись, хранцуз! Сшибеть и не пожалеить.
— Стой! — Александров взял коня под уздцы. — Слезай. Ты молодец, Параша. Сейчас вьючить станем. Это дело куда как хитрее.
Буслай хлопнул Алексея по плечу.
— В хорошие руки Параша попала. Ты не ревнуешь? — тонко усмехнулся.
— Поди-ка ты прочь.
Параша зрителей не смущалась. Старательно слушала корнета и старательно делала, но тут вдруг заупрямилась.
— К седлам, вот здесь пристегиваем
— Мне и все это не надо. В Париж не собираюсь. В своем селе воевать буду. Скидывай это все, учи сабле и пистолету.
Буслай расхохотался до того, что согнулся и зашлепал себя ладонями по коленям. Параша обернулась сердито; увидев Алексея, смутилась и засияла. Красота ее не только на лице цвела, она в сердце ютилась.
Офицеры немного отошли в сторону, чтобы не мешать учителю и не смущать ученика. Волох, ревниво не отходивший ни на шаг, подал набитые трубки. Бросил на землю бурку. Буслаев с надеждой взглянул на него, но Волох грустно развел руками. И прислушался к звонкому голосу Александрова.
— Саблей, Параша, не рубят. Это не топор. Саблей режут. Скользящий должен быть удар. Смотри — рублю. — Александров ударил в ствол березки. Она дрогнула и сухо, с трудом переломилась. — А надо вот так. — Свистнул клинок, и другая березка лишилась вершинки. Она скользнула вниз и острым срезом, дрожа, вонзилась в землю рядом со своим стволом.
— Браво, корнет! — Буслаев ударил в ладони. — А говорят, у тебя рука слаба. Что-то много врать стали без моего догляда.
Александров строго глянул на него и сказал:
— Попрошу вас не мешать, господин корнет.
— Миль пардон! Остаюсь молчаливым зрителем.
С саблей у Параши не шибко ловко получалось — не ухват все-таки. И не топор.
Не желая ее смущать, офицеры поднялись и, кстати; пошли навстречу полковнику, который не спеша ехал полем, поглядывая по сторонам, ища, к чему бы придраться. За ним тянулись цепочкой коноводы с лошадьми.
— Здорово, Алешка! Здоров, Буслай! Готовы? Вот посмотрю. А что не так, не обессудьте, своей рукой выпорю. Ну-ка, Щербатов, ставь во фрунт свой взвод. Что за молодцы у тебя, гляну.
Тут неожиданно грянул в стороне пистолетный выстрел. Князь гневно обернулся:
— Кто посмел? Что втемяшилось?
Увидел растерянного Александрова, Парашу с еще дымящим пистолетом в руке — размяк.
— Парашка, сукина дочь,
Гусары в строю заржали ровно жеребцы перед кобылами. Парашка не сробела.
— В вашем сердце, барин, таких дырок — как в решете.
— Вот я тебя высечь прикажу. Или своей рукой выпорю.
— Своей-то рукой вам, конечное дело, любезнее. Да на мне портки крепкие, в обтяжку. Не всякому стащить.
Грохнуло в строю словно майская гроза ударила. Князь аж в седле качнулся. Обернулся к сыну:
— Вот, Алексей. Еще один нахальный Волох у тебя вырос. Не зря майор Измайлов рапорта пишет.
— Вот его бы и посечь, — подсказал Буслаев. — Можно прямо в портках. Саблею, плашмя.
Полковник вдруг стал строг и хмур. И на шутку Буслаева не отозвался. Выпрямился, крутнул ус:
— Ставлю задачу. Атака взводом укрепленного редута противника. Исходная позиция — развесистый, отдельно стоящий дуб. Корнет Буслаев, принимайте командование взводом.
— По коням! — заорал Буслаев. — Левое плечо вперед! Марш! Марш!
У «отдельно стоящего дуба» взвод рассыпался. Донеслось: «Сабли вон! Сабли к атаке! Рысью — марш!».
Застучал, нарастая, дробный конский топот. Пронзил его тонкий заливистый свист. Взвод сменил аллюр, мчался галопом. Стремительно стелились над землей лошади, привстали на стременах всадники. Сверкали над их головами блестящие беспощадные клинки. Казалось, не остановят их напора ни пули, ни картечь, ни встречная атака.
— Молодцы! — кликнул старый князь, азартно крутивший лошадь на месте — так бы и сам влился в атакующий строй.
Один за одним взлетали над траншеей, ровно на мощных крыльях, гулко ударяли копытами по ту ее сторону. Иной гусар, низко наклоняясь с седла, успевал рубануть саблей по жерди, выбивая из рук «пехоты» ее «ружья».
За траншеей изгородь, не меньше двух аршин в высоту. Тяжелые кони перемахивали ее с легкостью диких ланей. И только один вдруг замешкался. Неопытный всадник не точно послал его в прыжок на препятствие. Конь сбился с ноги, затоптался и в азарте сделал прыжок с места. Ему прыжок удался, лишь слегка задел брюхом верхушку плетня, а всадник вылетел из седла и кубарем покатился ему под ноги. Вскочил, прихрамывая, догнал и поймал лошадь, неловко — видно, сильно ушибся — взобрался в седло.
Старый князь вспылил.
— Буслаев! В обоз его! Пока к седлу не привыкнет! Зови его сюда, пред мои грозны очи.
Незадачливый гусар соскочил с коня, отдал честь, тяжело дыша.
— Кто таков? — сурово спросил полковник.
— Рядовой Ефрем Кольцов, ваше высокоблагородие.
— Ты что же, мерзавец, всех славных гусар позоришь? С коня падать взялся? Да ты знаешь, скотина, что гусар с коня падает только с пулей в сердце? Тебе бы плетей хороших, да твое счастье, что я с утра весел. В обоз его, корнет! Сей же час.