Мстительное сердце

Мэтьюз Патриция

Вернер хорошо обращался со своими рабами и знал, что они сделают все, что положено сделать за день, без его присмотра и подстегиваний. А Генри, надсмотрщику, было известно о выращивании табака не меньше самого Вернера, если не больше. Малкольм Вернер был единственным плантатором в Виргинии, сделавшим надсмотрщиком негра, и все считали, что это глупый поступок. Но Генри ни разу не заставил Вернера пожалеть о своем решении.

Одно было плохо – у Вернера оставалось слишком много свободного времени. Его можно было бы потратить на размышления, на чтение – либо на выпивку. И поначалу Вернер, будучи хорошо образованным человеком, намеревался перечитать все те многочисленные

книги, которые были собраны в библиотеке. Но теперь книги пылились, никто их не читал, а большую часть времени он проводил в этой комнате за размышлениями и бренди. Он пил стакан за стаканом и зачастую не мог добраться до кровати без посторонней помощи.

Конечно, так было не всегда. Двадцать три года назад Вернер купил первые пятьдесят пять акров земли, построил небольшой домик, в котором поселился с Мартой. Вскоре в этом домике у них родился Майкл.

Тогда Вернер был в расцвете сил – ему только исполнилось сорок, он был здоров, энергичен, хотел и мог работать хоть сутки напролет.

В Англии он принадлежал к джентри – нетитулованному мелкопоместному дворянству, хотя и обедневшему. Он не знал, что такое тяжелый труд, и совсем не имел представления о том, что такое жизнь на плантации. Однако, получив маленькое наследство, Вернер приехал в колонию, будучи твердо убежден, что можно разбогатеть, если исполниться решимости работать не покладая рук. Решимости у него хватало, и он направил ее себе на пользу.

Он был одним из первых, кто оценил возможности табака и выращивал на своей земле исключительно табак. Был также одним из первых, кто понял, что посадки табака на одном и том же месте приводят к быстрому истощению почвы. В Англии со средневековья севооборот был основой землепользования, но здесь, в этой далекой и полудикой стране, о нем почти никто не знал.

Вскоре Вернер выяснил, что одна и та же культура хорошо родится на одном месте в течение семи лет, после чего почва истощается и землю нужно оставить в покое лет на пятнадцать. А это означает необходимость постоянно покупать новую землю. Первоначальные пятьдесят пять акров превратились в сотню, потом в несколько сотен, и наконец плантация Вернера стала одной из самых крупных в Виргинии. Эта предусмотрительность и проницательность принесла свои плоды.

Шли годы, наконец Вернер смог построить «Малверн» – дом, который должен был стать достопримечательностью в окрестностях Уильямсберга.

Вернер собирался дать бал, чтобы отпраздновать завершение строительства «Малверна», бал столь грандиозный, чтобы о нем говорили многие годы спустя. Но не успели они как следует устроиться в новом доме, как Марта заболела болотной лихорадкой и умерла…

Трагическая, совершенно неожиданная смерть жены погрузила Вернера в глубокую меланхолию, от которой, как он думал, ему никогда уже не оправиться. И конечно. «Малверн» не мог принести ему той радости, какой он ожидал, хотя Вернер и гордился своим домом.

Майклу было почти семнадцать лет, когда умерла его мать. Это был высокий, сильный, привлекательный юноша. Сын был для Малкольма Вернера тем, ради чего стоит жить; позже Вернер пришел к выводу, что именно благодаря Майклу он тогда не сошел с ума…

Но в характере юноши были некая непокорность, буйство, что одновременно и смущало, и сердило Вернера. Мальчик был безрассуден, импульсивен и почти не проявлял интереса к жизни плантации. Для отца естественно полагать, что единственный сын возьмет в руки бразды правления отцовским имением. В Англии это общепринято.

Майкл противоречил отцу на каждом шагу. Если Вернер заставлял его делать объезд плантаций, юноша становился

молчаливым и угрюмым и почти ничего не усваивал из того, что ему нужно было узнать.

Гораздо охотнее он проводил время в Уильямсберге, играя в карты и, как подозревал Вернер, приударяя за женщинами. К двадцати годам он часто отсутствовал по нескольку дней. Вернер знал, что такое молодая горячая кровь, и пытался проявить терпение, уверенный, что со временем Майкл угомонится.

Однако этого не произошло. Молодой человек швырялся деньгами – глупо, щедро, и Вернер узнал, что в Уильямсберге за ним установилась репутация беспутного малого. Деньги Вернера не заботили, он был богат и далеко не скуп. Грязное пятно на имени Вернеров – вот с чем он не мог смириться.

Их противостояние достигло критической стадии в тот день, когда Майклу исполнился двадцать один год. Вернер собирался дать пышный бал, пригласив плантаторов-соседей. Он затеял празднество, какого «Малверн» еще не видывал; именно теперь должен был состояться тот бал, который отменили из-за безвременной кончины Марты. Рабы, прислуживавшие в доме, а также те, кто работал в поле, – все были в веселом настроении, и Вернер разрешил им устроить свой собственный праздник.

За ужином вино лилось рекой, равно как и после ужина, когда в зале начались танцы. Даже несмотря на свою репутацию, Майкл считался завидной партией, и в этот вечер он много танцевал. Но мало-помалу парень отяжелел от вина, впал в мрачное настроение, стал заносчив и груб с гостями.

Поскольку то был день рождения сына, Вернер предпочел до определенного момента смотреть сквозь пальцы; на его неуместное поведение. Но когда кое-кто из гостей, разобидевшись, уехал, когда одна дама, чей огромный бюст плыл перед ней наподобие носа корабля, подошла к Малкольму с жалобой, что Майкл позволил себе вольности по отношению к ее дочери на темной веранде, старший Вернер понял: ему пора вмешаться.

Он нашел Майкла, подкрепляющегося бренди у стола с напитками в бальной зале. Ему хотелось сделать сыну выговор за поведение, выходящее за всякие рамки приличий. Но он сдержался, хотя и с трудом; обняв сына за плечи, Вернер сказал:

– Майкл, мне кажется, пора тебе получить мой подарок на день рождения.

Тот что-то пробормотал.

– Что, сын?

– Не важно… отец. – Он вздернул голову, на лоб ему упала темная прядь. – Вы говорите, подарок на день рождения?

– Да. Но для этого придется выйти из дому.

Они направились к конюшням.

Майкл любил лошадей – пожалуй, это единственное, что он признавал в жизни их плантации, – и был отличным наездником. Незадолго до бала их пригласили на ужин соседи-плантаторы. У владельца одной из плантаций было увлечение – он выводил и выращивал хороших верховых лошадей. Майклу сразу же понравилась одна из них – горячий черный жеребец, только вошедший в пору зрелости. Огромное животное было черно, как сама тьма, за исключением маленькой белой звездочки на лбу. Звали его Черная Звезда.

Майкл вспыхнул от восторга при виде этого огромного коня, и на мгновение Вернер вспомнил, каким славным мальчуганом был когда-то его сын.

Майкл подошел к деннику, где стоял Черная Звезда, бормоча:

– Что за черный красавец! Милый ты мой!

– Осторожнее, парень, – сказал Барт Мэйерс, хозяин плантации. – Он с норовом, и я боюсь, что у него злобный характер. Двух недель не прошло, как он прокусил мне руку почти до кости.

Майкл, не обращая ни на кого внимания и что-то бормоча, протянул вперед руку и вошел в денник. Конь ржал, всхрапывая, раздувая ноздри, а потом встал на дыбы, колотя копытами по воздуху.