Мстительное сердце
Шрифт:
– Это точно. Словно персик. – Похотливая ухмылка Квинта стала шире. – Я видел ее украдкой пару раз, когда она мылась.
Выпуклые глаза Стрича сверкнули.
– Да нет же! Я не тронул даже волоска у нее на голове, клянусь вам! – поспешно заговорил Квинт. Всем своим видом он прямо-таки воплощал порядочность. – Но должен сказать, будучи человеком честным, – вам за ней придется хорошенько присматривать, вот что. Девочка добросовестно работает, если за ней наблюдают, но без надзора она будет только сидеть сложа руки и мечтать.
– Это не страшно, – прервал Стрич. – Я уже имел дело с такими мечтательницами. Дать ей пару раз по заднице – и
Квинт поставил крестик. Потом осушил кружку, стукнул ею о стол и сказал, дружески ухмыльнувшись:
– Может, теперь выпьем чего-нибудь покрепче, чтобы скрепить сделку?
Глава 2
Хотя был только полдень, Квинт заявился домой пьяный. Мэри Квинт это совсем не удивило. Она редко видела мужа трезвым. Он надрался даже в день их свадьбы, рухнул пьяный на брачную постель, и, как казалось Мэри, с тех пор большую часть времени пребывал в таком состоянии.
Прислонясь к дверному косяку, он уставился на жену красными опухшими глазами.
– Ну вот, жена, дело сделано. Ханна узнает, что значит зарабатывать себе на жизнь.
Мэри промолчала, уныло глянув на него.
– Тебе что, нечего сказать? – со злобой спросил он. – Когда все это затевалось, ты много чего наговорила.
Мэри провела красными от работы пальцами по своим седеющим волосам.
– Что ж тут можно добавить, мистер Квинт? Сами же сказали – дело сделано.
– Это верно, дело сделано. И мы не прогадали. – Он поплелся в спальню. – Я хочу немного соснуть. Тащить эту ленивую суку было нелегко. Девка упряма, как осел. А ты смотри не шуми.
Мэри, застыв, следила, как Квинт ковыляет в спальню. Она не пошевелилась, пока не услышала протестующий скрип кровати, на которую плюхнулся ее супруг. Тут же раздался громкий храп.
Очнувшись, она принялась наводить чистоту в хибарке, стараясь не шуметь. Пока Квинт спит, она может подумать о своем и хоть немного успокоиться. Конечно, ее попытки навести чистоту были, в общем, бесполезны – в доме мог бы прибираться целый полк женщин, но грязь, въевшаяся в пол, все равно осталась бы там, – просто у Мэри вошло в привычку непрерывно что-то делать, чтобы занять руки.
Мэри казалось, что все шесть лет, пока она была замужем за Квинтом, она только и делала, что наводила чистоту и стряпала – когда было что стряпать, – да еще делала все, что было в ее силах, для Ханны. Она вышла за Квинта, чтобы дать отца своей дочери. Он оказался прекрасным отцом – продал свою дочь чуть ли не в рабство!
Она резко одернула себя. Не свою дочь, Иисусе сладчайший, нет, Ханна не дочь Квинту!
И тогда мысли Мэри, как это часто случалось в последнее время, устремились в прошлое.
Ханна была незаконнорожденной. Мэри не состояла в браке с Робертом Маккембриджем, хотя любила его отчаянно, а он – ее, Роберт упорно отказывался сделать ее своей законной супругой. Он был сыном шотландца, владельца плантаций в Южной Каролине, и рабыни. Свободу получил после смерти матери. Вообще-то его мать не являлась чистокровной африканкой, ее отец – белый, поэтому Роберт был квартероном – то есть человеком, в жилах которого текла лишь четверть негритянской крови. Хотя кожа у него была оливкового цвета, он унаследовал от отца аристократические черты лица и вполне мог сойти
Они переехали на север, к самой границе Виргинии, где их никто не знал, и нашли там маленькую заброшенную ферму с полуразвалившимся домишком. Роберт стал обустраивать хозяйство…
То было трудное время, денег – в обрез, еды не хватало, и все же они чувствовали себя счастливыми. Через год родилась Ханна, и Мэри была на седьмом небе от переполнявших ее чувств. Она была так счастлива, что иногда даже забывала: живет с мужем во грехе, не венчанная.
Роберт обожал Ханну, отец и дочь не разлучались. Едва начав ходить, девочка повсюду следовала за отцом. Семья жила очень уединенно – соседей поблизости не было, – и Роберт всегда один отправлялся в маленький городок, расположенный в двадцати милях от фермы, когда нужно было что-то купить. И Мэри, и Роберт понимали, что в их положении будет ошибкой заводить друзей, к какой бы расе они ни принадлежали.
По иронии судьбы Роберта убил негр, а не белый. Однажды поздно ночью на их хижину набрел какой-то беглый раб с плантаций Маккембриджа. Он был серьезно ранен и просто умирал от голода. Они взяли его к себе, выходили, даже спрятали однажды, когда поблизости появились охотники за беглыми рабами. Этот раб по имени Исайя был их гостем в течение нескольких недель; они делили с ним свою скудную пищу и бедный кров.
Оправившись, Исайя начал поглядывать на Мэри. Это не укрылось от нее, и она стала как можно реже попадаться ему на глаза. Роберт, вероятно, не замечал, что происходит, а Мэри не решалась сказать ему – мягкий по натуре, в гневе Роберт был ужасен.
И вот однажды под вечер, когда Роберт работал в поло, а восьмилетняя Ханна играла поодаль, беглый раб набросился на Мэри, повалил ее на пол и задрал юбку. Мэри сопротивлялась, и тогда он сильно ударил ее по лицу. Она чуть не потеряла сознание, но, придя в себя, увидела, что он уже спустил штаны, собираясь ее изнасиловать. Отчаянные крики Мэри сотрясали маленькую хижину.
Потом она увидела, что Исайя отскочил от нее, словно ей на помощь явился ангел-хранитель.
Она села. В дверях стоял Роберт. Его смуглое лицо было исполнено ярости, глаза метали молнии. Этот молчаливейший из всех людей, этот человек, который ни разу не ударил ее и редко повышал голос, теперь казался воплощением гнева.
Он заговорил, и голос его был подобен грому. А Мэри, осознав, что происходит, посмотрела в угол, куда Роберт отшвырнул Исайю, словно тот был мешком с зерном.
– Ты, называющий себя Исайей, пришел к нам почти умирающим. Мы приютили тебя, накормили, лечили твои раны. Мы приняли тебя как брата, а ты отплатил тем, что напал на мою жену!
Исайя медленно поднялся и натянул штаны.
– Твою жену! Твою бабу, ты хочешь сказать, твою белую бабу! – Чернокожий ухмыльнулся. – Ты знать, что говорить белые? Если белая баба спать с ниггером, она тоже ниггер. А если в тебе течь белая кровь, сквайр Маккембридж, это тебя не спасать. Ты все равно ниггер. Ниггер, так кто же тогда она?