Муаровая жизнь
Шрифт:
На день пятый после возвращения мама решила навестить комендантшу. Она как раз возвращалась со мной с дневной прогулки, на которую спешила каждый день после пар. Набралась смелости и сделала то, чего никто не совершал из жильцов общежития до этого. Она постучала в дверь Марфы. За дверью послышались шаги по направлению к двери, но никто не открыл. Настя снова постучала, уже настойчивее. И снова никто не открыл. Мама заговорила.
– Откройте, пожалуйста, Марфа Васильевна. Я знаю, что Вы там.
И тут я, ощутив, наверное, голод после прогулки, решил тоже подать свой твердый голос. Дверь отворилась, и на пороге стояла несчастная женщина и смотрела на источник крика на руках Анастасии.
Мама молча протянула ей меня, закутанного в одеяло. Чувствовала, что ничего плохого не случится. Ее природная психология подсказала, что именно это в данную минуту необходимо Марфе. Та, как завороженная, не сводя с меня глаз, протянула дрожащие руки. И я оказался на руках человека, из-за которого мог погибнуть. Настя отдала малыша и спросила негромко:
– Вы мне с ним поможете? Пожалуйста.
И что-то зажглось в глазах у Марфы, она ожила, подобно сломанной шкатулке в руках мастера. Весь механизм заработал. Сначала, конечно, его необходимо было очистить от ржавчины, но сердце застучало в радостном ритме, затрепетало от счастья.
С того дня Цербера больше и не видели. Удивлялись только все студентки переменам с Марфой. Прикрикивать и гонять жительниц она меньше не стала. Порядок есть порядок, но няньки для меня лучше не было, пока мама жила там.
– А она и не старая совсем, оказывается, – говорили друг другу студентки.
Первым делом Марфа навела порядок в своей комнатке, а в зеркало как посмотрела на себя, опешила поначалу. Настя, видя, что броня непонимания пробита, тут же во всю свою силу помогала Марфе снова к жизни вернуться.
У мамы в это время у самой не все было гладко в личной жизни. Своим видом она этого никому не показывала, но от соседок, которые уже больше года с тобой прожили, такое не утаишь.
Примерно через неделю после возвращения передали ей письмо от Терентия. Настя и забыла, что не сообщила мужу о рождении сына. Письмо на скорую руку открыла, прочла, и ее глаза наполнились грустью. Марфа как раз рядом стояла со мной на руках, и сразу поняла, что новости в письме нерадостные. Начала отвлекать маму расспросами, пытаясь увести ее грустные мысли подальше. Терентий просил развод, точнее, требовал освободить его от бремени. Все слова в письме были хлесткими и подобраны так, что должны были задеть ее до глубины души. Должны были, но не задели. Та глубина уже была достигнута им тем единственным словом: «Избавься!» – и более никакие другие слова так не ранили.
«Неприятное письмо, не более того, – подумала Настя. – Я с Терентием еще тогда попрощалась. Сейчас просто нужно оформить все официально».
Думаю, она отца приняла бы назад в любой момент. Чувства не могут исчезать так быстро, если это истинная любовь. Только чувство это было односторонним. Один любил, другой позволял себя любить. Преграда на пути, и один из них уже не готов идти дальше плечом к плечу по жизни. Она любила его, поэтому отпустила. А письмо сжечь хотела, да я отвлек, и попало оно в руки подруг. Все они были за справедливость, что доказывало мамино возвращение в студенческие ряды. Так и в этот раз: на следующий день на своем тайном совещании на курсе без участия, конечно же, моей мамы они постановили: «Обидчика наказать!» Наказать телесно. Выманить решили письмом от имени моей мамы. Возмездие вызвались осуществить почти все ребята с курса. Руководители тайной операции, соседки моей мамы по комнате, выбрали, по их мнению, самых надежных, которые приведут
Терентий шел неспешным шагом по улице к месту встречи, указанному в письме жены. Время суток было темное, фонари на улицах не горели. Странно каркнул ворон, и неожиданно он почувствовал сильный удар по голове. Кто-то незаметно вынырнул из арки дома, когда он мимо нее проходил. От удара он упал, не понимая, что произошло, только услышал, что нападавших было несколько. Один из них наклонился к нему и сказал на ухо:
– Это тебе за Настю, гнида!
После этого множество ног начали его бить. Вначале он уворачивался, пытаясь прикрыть места ударов руками. Но их было слишком много. Внезапно обожгло левый бок и почти сразу левую руку, которая рефлекторно прижала место жжения. И они разбежались так же быстро, как и появились.
Мой отец выжил, несмотря на то, что его травмы были серьезными. У него была своя линия жизни, которая еще окажет влияние на мою.
Глава 6
Янина
В 1918 году после подписания Брестского мира и окончания Первой мировой войны Польша обрела независимость. Но польский народ, истерзанный войной и голодом, этого не ощущал. По договоренности между Советской Россией и Центральными державами, одним из пунктов значилось возвращение железнодорожного транспорта на территорию России.
В эти годы в мире практически все люди находились в состоянии выживания. А там, где прошла война, были смерть и разруха. Люди, проживающие в польских селах вблизи железнодорожных станций, приходили к поездам попрошайничать, просить какие-то крохи еды. Села разорены, работы не было, война оставила семьи без кормильцев.
Янина уже не в первый раз приходила на станцию просить немного еды. Говорила она только на родном польском языке, но некоторые слова были схожи с русскими и украинскими, плюс общепонятные жесты. Ее понимали и давали кусочек хлеба, иногда небольшой кусочек сала. Так она и жила последние недели. До этого боялась выйти из дома в селе и ела все, что считала съедобным. Она давно осиротела и жила сама. Отец, немец, уйдя на фронт, оставил о себе лишь два воспоминания: отчество Францевна и фамилию Майер. Мама умерла еще в далеком детстве, и Янина совсем ее не помнила.
Сильнейший голод вынудил ее идти к вагонам на станцию. Все вокруг кричали, что война закончилась. «Значит, с ней закончились все беды», – думала Янина. В эти дни поездов было много, но все они были пустые, без пассажиров. Почему так было, девушка не знала. Она подошла и обратилась на польском к мужчинам, стоявшим и курившим возле одного из вагонов, жестами объясняя, что голодна и хочет есть. Они переглянулись, подмигнув друг другу.
Ей было уже полных семнадцать лет, вся грязная и в рваной одежде. Красавицей она не была: небольшие светлые глаза, слишком светлые, немного даже прозрачные, поэтому долго задерживать взгляд на них не хотелось; немного оттопыренные уши; светлые брови и ресницы; спутанные желтоватые волосы кое-как сплетены в косу под подобием косынки на голове.
Машинисты дали ей, как собачонке, кусочек хлеба, бросив его на пол. Голод давно научил ее не обращать внимания на такое поведение других людей. Они смеялись, бросая небольшие кусочки на пол, а она покорно собирала их и клала в торбочку на шее. Они снова переглянулись, о чем-то поговорили, оценивающе посматривая в ее сторону. Поняв, что она совсем не понимает их язык, еще больше обрадовались. На языке жестов и отдельными фразами предложили ей больше еды, но для этого ей нужно было подняться в вагон. Думала она недолго и согласилась. Из разговора с ними поняла, что предлагают поесть и немного покататься. Потом привезут обратно.