Мученики ленинградской блокады. На краю жизни

Марттила Елена

В детском доме мне приходилось видеть, как в час прицельного артиллерийского обстрела или бомбежки дети застывали, молитвенно сложив ладони. Мысленно мы обращались к неведомой Доброй Силе, не зная, как ее назвать, и просили отвести от нас бомбы и снаряды. Понимая, что они должны куда-то упасть, раз уж их выпустили, мы подсказывали Неведомой Силе сделать так, чтобы они разорвались где-нибудь в безопасном для людей месте. Во время ужасных прицельных обстрелов под грохот разрывов мы шептали заклинание, придуманное кем-то из нас: «Снаряды, снаряды, вам падать не надо на наш Ленинград, на наших ребят».

Эта мольба была стихийной молитвой детей, не получивших никакого религиозного воспитания. Многие из нас никогда не

слышали о Боге и не знали, как обращаться к Нему. Бомбы страшно выли, снаряды оглушительно свистели, и мы твердили нашу мольбу до сигнала отбоя воздушной тревоги.

За семь месяцев детдомовской жизни (а это была жизнь — на грани смерти) нам пришлось вынести много воздушных налетов, но только один снаряд попал во флигель нашего дома. Взрывная волна тяжело контузила меня и травмировала позвоночник, но все-таки не убила, и я полагала, что Кто-то Невидимый, Безымянный и Всемогущий охраняет нас, детей блокадного детского дома.

Первые сведения о Боге я получила от нашей воспитательницы, Варвары Александровны Бушковой, петербургской дворянки, религиозной с малых лет, как это и положено русскому человеку. Мы называли ее Варсанной: имя Варвара было неприятно, потому что так звали злую сестру доктора Айболита. Варсанна отличалась от всех воспитателей тем, что принято называть особой, благородной статью. Голубовато-седые волосы обрамляли прекрасное лицо с добрыми морщинками и обаятельной улыбкой. Но улыбалась Варвара Александровна редко, и лишь для безутешных слез была причина: на фронте без вести пропал ее единственный сын Горгий, Гоша. При нас она не плакала, но по распухшим и покрасневшим векам мы догадывались, что плачет она часто. Да и как не плакать?

Варвара Александровна часто оставалась с нами на ночь, говоря, что никто не ждет ее дома. Однажды, проснувшись, я услышала чей-то шепот и увидела Варвару Александровну. Стоя на коленях у раскрытого окна, глядя в белую ночь, она что-то шептала. Почувствовав, что я не сплю, она подошла к моей кровати и шепотом попросила никому не говорить, что она молилась Богу и просила сохранить сына… Я обещала сохранить ее тайну и почему-то сама стала молиться Богу. Как нужно молиться, я не знала и придумала свою молитву. Для обращения к Богу я выбрала самое вежливое и приятное слово, какое только смогла, — «милый» и добавила еще одно слово — «премилый», надеясь, что Бог обратит внимание на мою вежливость и поможет нам покончить с войной. Я так часто повторяла свою молитву, что и сейчас, по прошествии более чем шестидесяти лет, помню каждое слово:

Милый-премилый Бог!

Сделайте, пожалуйста, так,

чтобы кончилась война

и сын Варсанны, Горгий, вернулся домой.

Далее я робко уточняла, что сына Варвары Александровны зовут Горгий, а не Георгий, опасаясь, что Бог может и не знать такое странное имя. Просила я и за маму, также уточняя, что и ее зовут необычно — Павлой Дмитриевной. Так уж назвала ее моя бабушка Евдокия Михайловна. Я уточняла имена, стараясь облегчить выполнение моей молитвы, ведь мир — велик, а Бог так перегружен работой.

Охраняя меня от чужих ушей, Варвара Александровна предупредила, что не нужно молиться на глазах у всех. Такое недоброе было время. Поэтому я молилась тайно, когда в нашей спальной комнате воцарялась сонная тишина.

Война закончилась, мама выжила, а Горгий так и не вернулся домой. Варвара Александровна сказала, что, наверно, сына убили до того, как мы стали молиться о нем, но ждала его до последних дней жизни.

Ленинградские дети-блокадники в самую трудную минуту стихийно обращались с молитвой к Богу, просили защитить от бомб и снарядов. Бывшая блокадница Полина

Никитична Коротеева рассказывает: «Когда бомбежки сильные были, я все время про Бога вспоминала, молилась, чтобы Он спас нас и сохранил… У меня иконка была всю блокаду и сейчас есть» [31].

[31] Голоса измайловцев // А. В. Виноградов, А. Плейжер ред. — СПб.: «ЛЕМА». 2004. — С. 138.

Светлана Магаева

НА КРАЮ ЖИЗНИ

_______________________________________________

ЧУДО ВЫЖИВАНИЯ БЛОКАДНИКОВ

Наше выживание в экстремальных условиях блокады подобно чуду. По решению Гитлера [32] Ленинград должен был исчезнуть с лица земли, а его жители — уничтожены все до единого. Для выполнения приказа были задействованы огромные силы, но, несмотря на жестокие бомбовые удары и артиллерийские обстрелы, город выстоял.

То, что не удалось воздушной агрессии, должен был сделать голод. В «Блокадной книге» А. Адамовича и Д. Гранина приводится высказывание немецкого профессора Цигельмайера — бывшего консультанта Вермахта по проблемам питания армии. Сопоставив скудные запасы продовольствия с численностью населения блокированного города и исходя из представлений науки о минимальных нормах питания, профессор высчитал сроки поголовного вымирания населения. В справке, подготовленной для немецкого командования, он утверждал, что на таком мизерном пайке люди не могут жить дольше месяца, и советовал не рисковать жизнью немецких солдат и не тратить боеприпасы. На послевоенной конференции по вопросам питания Цигельмайер недоуменно спрашивал советского специалиста профессора А. Д. Беззубова: «Как вы выдержали? Как вы могли? Это совершенно невозможно… Я… старый пищевик. Я не понимаю, что за чудо у вас произошло?» [33].

Да, наше выживание было Чудом. Голод и стужа первой блокадной зимы, бомбежки и обстрелы обрекли нас на смерть. И тем не менее в живых осталось более полумиллиона ленинградцев. Многие блокадники, взрослые и дети, неоднократно впадали в голодный обморок с длительной потерей сознания и все-таки выживали!

Другое чудо, недоступное объяснению науки, — отсутствие эпидемий в блокированном Ленинграде. Должно быть, это единственный случай в истории осажденных городов. Немецкие ученые были убеждены, что инфекции непременно будут. По приказу Гитлера и директиве верховного главнокомандования ни один немецкий солдат не должен был вступать в осажденный город в связи с опасностью заражения32. Действительно, к весне 1942 года в Ленинграде сложилась тревожная ситуация. Обессиленный город лежал в руинах и нечистотах. Не было воды, канализация не работала. Блокадников одолевали полчища насекомых. И тем не менее повальных заболеваний не было, хотя отдельные вспышки инфекций возникали.