Мучная война

Паро Жан-Франсуа

— Мэтр Мурю при этом присутствовал?

Подмастерье замялся.

— …Да, но недолго, потому что он собирался выйти и не хотел пачкаться. Он издалека наблюдал за нашей работой, а когда тесто замесили, он ушел, но перед уходом предупредил, что идет ненадолго, а когда вернется, разожжет печь. Оставалось только сформировать хлеб, положить в печь дрова, подождать, пока прогорят, вычистить специальным скребком, чтобы не осталось угольков, и можно ставить хлеб.

Николя слушал, не перебивая. Не следовало прерывать сбивчивую речь свидетеля: иногда

среди потока слов всплывала истина.

— Так что же произошло сегодня утром?

— Мы проснулись без четверти пять. Там еще оставалось немного кофе, и, чтобы не пить холодным, мы подогрели его на свечке. Съели по краюхе хлеба. Пришли к пекарне, отперли дверь в воротах…

— У вас есть ключ?

Внезапно Николя сообразил, что он уже уверен, что мэтр Мурю умер не своей смертью. Иначе зачем бы он задавал эти вопросы? А если его предположение оправдается, он выиграет немало времени! Нет ничего более важного, чем снять показания по горячим следам, сразу после происшествия, пока лица, к нему причастные, не успели придумать собственную версию случившегося.

— Да, ключ от маленькой двери, что проделали в больших воротах, и еще ключ от пекарни, той двери, что выходит во двор. Ключ от пекарни я отдал господину де Ноблекуру.

Николя повертел в руках ключ, извлеченный Парно из глубин кармана.

— А дальше?

— Мы удивились, что там свет горит: нам всегда велят следить, чтобы свет ненароком не оставили… А то до пожара недалеко. Мы первыми приходим в пекарню, а уж потом, через четверть часа, приходит хозяин. Мы вошли в пекарню еще не переодевшись и сразу увидели чан, куда упал хозяин. Мы… мы позвали на помощь, а потом подошли поближе.

— Вы не пытались оказать ему помощь?

— С Фриопом сделалось что-то вроде припадка. Он стал задыхаться, вращать глазами и стучать зубами.

— Но вы все же убедились, что господин Мурю действительно скончался?

— Я подошел поближе, чтобы послушать, но он не дышал. Я потрогал его руку, она оказалась холодной. Я хотел пойти за помощью, но Фриоп вопил, и мне пришлось успокаивать его. Я даже дал ему пощечину. Потом мы вместе пошли к конюшням, я разбудил Пуатвена, и…

— Не торопись. Когда вы пошли за Пуатвеном, вы заперли дверь на ключ?

— Нет, мы толком не понимали, что делаем.

— Вы уверены, что в пекарне не было никого, кроме вас?

На лице подмастерья отразились мучительные раздумья.

— Честно говоря, нет, тем более что мы не открывали склад с мукой. Но ворота были закрыты.

— А где находится этот склад?

— Надо войти в чулан и повернуть шкаф, куда складывают рабочую одежду.

— И там большая клеть?

— Да нет, настоящий погреб, просторный и сухой. Мука там хорошо хранится. Хозяин не хотел о нем говорить, точнее, не хотел, чтобы о нем говорили.

— Почему?

— Потому что он набил его мукой, так как думал, что скоро будет голод.

— Что-то тут не так. Объясните поточнее.

— Хозяин хранил на складе муку, потому что считал,

что скоро в городе муки будет мало и цена на хлеб вырастет. Цену уже повысили, покупатели недовольны, и нам угрожают.

— В какой форме?

— Пишут углем на стенах, Фриоп еле успевает отмывать надписи.

— И что пишут?

— Оскорбления разные… Сулят все разгромить и разграбить… а нас повесить.

— Что за человек был мэтр Мурю?

— С виду вроде добродушный, а как работать заставлять, настоящий зверь. И до барышей жадный.

Ученик едва заметно усмехнулся.

— А госпожа Мурю?

— Она торговала в лавке. Мы были для нее ничто. Мы никогда не ели у нее за столом…

— А где третий ученик?

— Это у него надо спросить. Он может делать все, что захочет.

В последней фразе прозвучала неприкрытая ненависть.

— И даже опаздывать утром на работу?

— И опаздывать тоже.

Николя вышел позвать Фриопа; мальчишка сидел на каменной тумбе и кусал кулаки.

— Идем, теперь твоя очередь.

Когда он взял мальчика за плечи, ему показалось, что руки его легли на плечи скелета, столь тощим и хрупким был подросток. Он дрожал и на каждом шагу спотыкался. Попросив Парно выйти, Николя встал между двумя подмастерьями, чтобы не дать им возможность обменяться какими-либо знаками. Фриоп был одет еще хуже, чем его товарищ. Допрос начался с обязательных вопросов. Фриоп, пятнадцати лет от роду, отец крестьянин, проживающий в Мо. Пока речь не зашла об их третьем товарище, ответы Фриопа мало чем отличались от ответов его друга. Но стоило ему услышать о третьем ученике, как на него накатил гнев; но страх мешал ему говорить. Николя сделал вид, что знает о третьем сообщнике гораздо больше; уловка его оказалась сравнимой с открытием шлюза, откуда немедленно хлынули долго сдерживаемые слова…

— Он не работает, он ничего не делает, прячется за спиной хозяина… Вечно всем пакостит, а на нас все сваливает, на меня или на Парно. Он считает нас… животными. Он доносит на нас, а сам все врет… он… нас… Тогда нас бы…

Мальчишка замолчал, прикусив губу и растерянно озираясь по сторонам. Сказал ли он лишнее или же испугался, что проговорился о том, о чем говорить запрещено? Николя решил не настаивать и переменил тему.

— Где вы берете муку для работы?

Облегченно вздохнув, Фриоп приободрился.

— Зерновой рынок бывает два раза в неделю, в среду и в субботу. Но у хозяина муки много. Подводы приезжают и уезжают…

— Расскажи мне об этом подробнее.

— Муку привозят в обход закона, на телегах, закрытых холстами; эти же телеги увозят пустые мешки. Когда телега приезжает, она всегда полна. Тут целая система, ее организовала шайка монополистов. Через своего шпиона они узнают, когда присяжные корпорации придут с инспекцией к кому-нибудь из булочников, и немедленно увозят к своим людям излишки, а те их прячут. Тот, кто прячет, получает свою долю за помощь. Они все связаны страшной клятвой.