Мудрец. Сталкер. Разведчик
Шрифт:
– Не пойду я внутрь, там это… Не пойду!
– Тогда марш наверх!
– Ага! Один уже слазил…
– Нет там никого! Если бы там химера была, она нас уже порвала бы на мелкие фрагменты… А суки эти точно на крыше, мне Клинтон говорил, у них там схрон… Два старика, не хрен делать, ребёнок управится…
– Вот сам туда и лезь, проводник хренов… Ни хрена не знаешь, а нанялся… «Партизанен, сдавайсь!» Додумался!
– У меня что – время было подготовиться?
– Настоящего миротворца надо было подставить!
– Так ты же сам, козлина, водилу замочил!
– Тахимбалда ачигин
– Сам ачигин!
– Заткнитесь, псы! Здание нам не надо. Нам крыша надо! Нам надо, чтоб на крыша никого!
– Не подойду я к этой лестнице! Мы так не договаривались! Мы договаривались, что они сами слезут!
– Поднимись, сколько сможешь, граната брось!
– А хренушки! Поехали назад. Доложим, что всё чисто. А тех, что на крыше, пусть с «вертушки» рассобачивают. Им даже проще будет. А мы и так уже Тахира потеряли! Пусть думают, что старики туда залезли, когда мы уехали. А до того на крыше никого не было!
– Куда, псы неверные?
Тут раздался звук выстрела, после чего залегла тягостная пауза…
– Келете торчак, усум егерен…
– Идиот, а что мы скажем про Тахира и этого… Волной смыло?
– Ты Зону знаешь, ты и выдумывай… Скажем, что их эти… зомби загрызли… Связи-то нет! Дополнительных инструкций нет! И нас нет!
Матадор утёр пот со лба:
– Везёт нам сегодня. Команда у Пекинеса под стать нам попалась…
– Настоящие-то бойцы все в Зоне орудуют, – сказал Киндер. – А тут явно набрали первых попавшихся. Иностранцы они, миротворцы они… Самодеятельность какая-то.
Матадор поднялся и поглядел вдоль крыши.
– Уезжают, – сказал он. – Два трупа нам оставляют, вот это нехорошо: жарко, собаки почуют, прибегут, а сегодня я даже с собаками воевать не желаю, добренький я…
– Собаки не проблема, – сказал Киндер. – Вертолёт проблема. Вот он нас облетит да шарахнет ракетой…
– Не шарахнет, – сказал Матадор. – Ему тут садиться, ему тут, вероятно, людей ждать… На нас же не написано, кто мы такие. Если ждём на крыше – значит это мы и есть…
– Не пролезет, – сказал Майский. – У них наверняка есть какой-то сигнал. Не три костра, конечно, но маячок какой-нибудь красненький… аварийный знак… Когда брали заложников в отеле «Рэдиссон-Дели», тоже на крыше вертолёт ждали, и знак был, фальшфайер…
– Не понимаю, – сказал Киндер. – Неужели у бандюков армейский вертолёт?
– Я, конечно, не эксперт, – сказал Майский, – но кое-какой опыт имеется. И литературу читал. Маленький будет вертолёт, не «демуазель» одноместная, конечно, а что-то вроде «ниссан-чоппер».
– Никогда не слышал, – сказал Матадор. – Тут военные-то летать побаиваются, а если ПДА не работают, то и вообще дураков нет вслепую лететь…
– Бесшумных «вертушек» ещё не придумали, – сказал Киндер. – Услышим – уйдём вниз. Если Большой такой умный, то сам их пусть и встречает. Подставил нас, как пацанов… Только где же они меняться-то будут, где выкуп передадут, где Белого отпустят?
– Видпустять воны, – вздохнул Мыло. – Може, вбилы вже катюги нашого андела…
– А вы ещё не поняли? – сказал Дэн Майский. – Не нужен им никакой выкуп. И вывозить бандюганов никто не будет. Автобусы до Польши – это же курам
Журналист замолчал; а может, и продолжал говорить Дэн Майский, только никто его уже не услышал, потому что повис в воздухе низкий рёв, заглушающий и поглощающий все прочие звуки. Ревело отовсюду – сверху, снизу, со всех сторон света. Жалким писком по сравнению с ним казалась теперь хитрая сирена для самых пугливых. Сталкеры повскакивали, забыв об осторожности, заткнули уши руками, начали раскачиваться, потому что содержался в этом чудовищном ревуне какой-то ритм, оглупляющий, обездвиживающий, завораживающий, лишающий воли и даже инстинкта самосохранения… Одного лишь хотелось, чтобы кончился этот звук, а там будь что будет – стрельбы, плен, пытки, смерть, – наплевать, это мелочи, только бы не слышать никогда ничего подобного и не вспоминать об этом…
Казалось, ревела сама Зона, внезапно осознавшая свою противоестественную сущность, свою искалеченность, ущербность, монструозность, мерзость, ублюдочность, изгойство, выключенность из нормальной жизни планеты, многолетнюю тоску, мрак, одиночество, обречённость и безнадежность…
Тысячу лет, не меньше, это продолжалось – и вдруг разом оборвалось…
Сталкеры начали понемногу приходить в себя.
– Тушканчик народывся, – сказал наконец Мыло, и все вымученно улыбнулись.
– На Выброс не похоже, – сказал бледный Матадор. – При Выбросе мы бы уже все того…
– Радар, – сказал Киндер. – Точно Радар. И звук этот нам только померещился…
– Вздор, – сказал Матадор. – Был бы Радар такой мощный, он уже бы нам выжег все мозги…
– Мне, кажется, точно выжег, – простонал Майский. – Потому что я что-то такое теперь слышу… Только понять не могу… Словно батальоны идут по брусчатке…
– Смотрите! – воскликнул Киндер и побежал к торцевой стороне крыши – не к той, где была пожарная лестница, а к противоположной, глядевшей в глубину Зоны.
Там, где недавно чернела полоска леса, стояла мутно-белая стена тумана, а из тумана двигались ровные цепи каких-то созданий.
– Грр, – враз хрипели тысячи глоток. – Грр. Грр.
Это и в самом деле походило на маршевую поступь.
– Собаки… – еле слышно сказал Мыло. – Псиной смердить…
Слепые собаки бежали, держа строй, и враз, как по команде, рычали:
– Грр. Грр. Грр.
– Так не бывает, – сказал Матадор. – Хоть в Зоне всё бывает, но именно так – никогда.
Строй – его никак нельзя было назвать стаей – неумолимо приближался к зданию.
В колонне шли тысячи собак – бельмастых, лишаястых, облезлых, голодных…
Сталкеры стояли вдоль торца крыши и передавали друг другу единственный бинокль.
– Не может быть в Зоне столько собак, – уговаривал себя Матадор. – Зона не прокормит. И строем они не ходят, они не такие умные, как военкеры… Хорошо, что мы на крыше, а вниз меня что-то не тянет… Как бы они сами к нам не полезли…
Ширина собачьего строя была метров сто, не меньше. Грр. Грр. Грр. Жррать. Жррать. Смеррть. Смеррть.
– То не собаки, – внезапно сказал Мыло. – То тильки одна собака, але её багато. То мара. Ось, побачь!