Мудрость Толтеков в новой эпохе
Шрифт:
Естественно, это только один из способов осознать собственную недолговечность. Все, что напоминает нам о том обстоятельстве, что мы не имеем абсолютно никакой гарантии пережить настоящее мгновение, подходит для того, чтобы привести нас в состояние трезвости, в котором от нас отлетают все суетные мысли и обыденные заботы. Ведь что стоят большинство наших мелких проблем перед лицом неминуемой смерти? Маги называют этот маневр использовать смерть в качестве советчика, потому что при осознании собственной смертности намного легче принимать решения — совершенно не имеет значения, идет ли речь о том, чтобы поехать в город на машине, или о том, чтобы стать воином.
Сознание собственной смертности не только является состоянием, в котором воин принимает свои решения, но и всеобщим духом его жизни. Все его действия не только направлены к благополучию, но всегда точны и целесообразны. Ведь он знает, что в свете его предстоящей кончины они должны быть окончательными и не требующими исправления. Он всегда делает лучшее, на что он способен, что также означает, что он не теряет свой юмор. Перед лицом смерти не имеет смысла отказываться от вещей и действий, которые доставляют человеку удовольствие — именно они часто выходят тогда на первый план, и человек начинает наслаждаться ими сознательно.
Обобщая все вышесказанное, можно отметить, что первый шаг на пути воина ведет к тому, что человек начинает жить более сознательно, потому что отныне он сам несет ответственность за собственное состояние и собственные действия и не перекладывает больше эту ответственность на других людей, общественные организации, неудачные обстоятельства или погоду, как это обычно бывает в повседневном мире. Воин не считает себя больше листком на ветру — он считает себя самостоятельным существом и отвечает за то, кем он является и что он делает.
Если кому-то трудно находиться в таком состоянии, можно воспользоваться другой техникой магов Древней Мексики, при которой сознательно заклинают силу, регулирующую наше восприятие и нашу судьбу, — намерение. Однако такое сознательное призывание намерения не должно быть унизительным попрошайничеством нищего, так как воин не просит о подачке, а требует только свое магическое наследство, причитающееся ему по праву рождения:
«Призови намерение. Громко прокричи его имя и потом громко скажи, что ты хочешь: «Намерение! Я хочу принять на себя ответственность за то, что я — смертное существо! Я хочу уважать то обстоятельство, что я умру!» Намерение услышит тебя и удовлетворит твою просьбу. Наш голос несет в себе мощную силу. Наши слова — решающая сила. Осознай, что слова — магия и что они обладают особенной силой, если они сказаны при осознании собственной смертности».
В большинстве случаев недостаточно вызвать намерение только один раз, по крайней мере, до тех пор, пока мы не приобретем опыт и наши слова не будут сказаны с достаточной силой. Поэтому лучше всего снова и снова повторять просьбу; не имеет значения, идет ли речь о вышеупомянутом или другом требовании. Постепенно становятся заметны изменения, которые сначала тонко действуют на наше настроение, а позже все более и более определяют наше ощущение жизни.
Применять такой метод рекомендуется не только по отношению проблемы взятия на себя ответственности за нашу смертность, наши решения и действия, но и в отношении принятия ответственности за наши восприятия. Сделать это — значит сознательно уклоняться от оценивающих интерпретаций разума и таким образом постепенно отвоевывать почву под ногами чуждой инсталляции.
Даже если сначала это и кажется абсолютно
Кастанеда подчеркивает: «Забудь о попытках понимать вещи. Не спрашивай: почему? Не существует никаких рациональных объяснений. Разве мы были когда-нибудь в состоянии действительно понимать что-нибудь вокруг нас? Ничего нельзя объяснить».
Обожествляемая в нашем повседневном мире логика справедлива только в строгих рамках синтаксиса системы интерпретации, потому что она, как неотъемлемая часть этой системы, следит за поддержанием своих собственных правил. Она имеет отношение только к высказываниям внутри самой системы, а никак не к предметам восприятия, которые существуют в энергетическом смысле независимо от процесса интерпретации. Например, дерево как предмет восприятия не может быть ни истинным, ни ложным, оно существует в диапазоне, расположенном ранее любой интерпретации, и потому не может быть рационально понято или объяснено.
Поток энергии, образующий Универсум, не зависит от власти интерпретации и ее внутренней логики, даже если в обычном мире мы это охотно воображаем или соглашаемся, когда об этом говорят. Согласно магам, это кажущееся влияние существует лишь потому, что слова сами по себе обладают властью — властью призывать намерение и таким образом преобразовывать скудные данные наших чувственных восприятий в комплексное чудо — в мир с огромным количеством деталей и отношений, который мы целиком принимаем как нечто само собой разумеющееся.
Воин осознает и то обстоятельство, что этот мир ни в коей степени не является само собой разумеющимся, а возникает в чисто магическом акте. Поэтому он, с одной стороны, избегает каких бы то ни было оценок и отступает на позицию, названную магами позицией свидетеля. Он все более концентрируется на способности воспринимать, которая присуща нам как воспринимающим существам и действует вне и до любой интерпретации. С другой стороны, он создает свой собственный мир, когда сознательно призывает намерение и таким образом придает восприятию новый смысл, который более отвечает его потребностям и его натуре, чем интерпретации повседневного мира. В некотором смысле он как бы по-новому интерпретирует чувственные данные без влияния рассудка и создает этим новый мир, свободный от повседневности, мир, который отнюдь не «само собой разумеется», а также творит вход в иные миры, которые точно так же обладают множеством деталей и столь же действительны, как и мир, в котором мы живем.
Однако для того, чтобы создавать все это, ему нужна энергия — та энергия, которая расходуется на поддержание и интерпретацию повседневного мира. Большую часть энергии он удерживает у себя, когда занимает позицию свидетеля и все более и более воздерживается от ценностных интерпретаций. Однако, как правило, этого недостаточно для того, чтобы расшатать краеугольные камни повседневного мира. Поэтому воин сознательно стремится сохранить энергию, обычно расходующуюся на поддержание трех столпов повседневного мира, о которых мы уже говорили. В этом ему прежде всего помогает техника вспоминания, некоторый вид всеобъемлющей инвентаризации собственной жизни и отношений, которая подробно будет описана в главе 11.