Мудрые остроты Раневской
Шрифт:
– Чтобы быть терпеливым нужно всего лишь терпение.
– Слишком долго и много носить на голове свежий лавровый венок нельзя – вдруг прорастет?
– Дурак – это тот, кто считает себя умней, чем он есть на самом деле.
Вернувшись с похорон, задумчиво рассуждает:
– Для кого украшают внешнюю сторону гроба, и почему внутренняя такая простенькая?
– Удивительно, мы считаем, что будущее прекрасно, хотя видим только
– Раньше бывало, что казнь отрубанием головы – это просто уравнивание казненных с остальными.
– Бывает раздвоение личности, а у N разтроение – для жены, любовницы и профкома он разный.
Читая о достижениях советского сельского хозяйства:
– Интересно, если кормить корову одним
хмелем, она будет давать пиво или все же забродившее молоко?
– Я знаю, куда вы попадете после смерти, – ворчала Раневская на инспектора по пожарной безопасности, который без конца укорял и даже штрафовал ее за курение в театре в неположенных местах, – в ад, чтобы там вечность пытаться что-то потушить.
– Рай и ад имеют одно общее – путь туда лежит в гробу и на катафалке.
– Прежде чем радоваться колесу Фортуны, не мешало бы убедиться, что она твоя.
– Есть спектакли, на которых рты зрителей не закрываются от восхищения или смеха. В нашем, к сожалению, из-за зевков.
– У нее много серого вещества в голове, но это не мозг, а просто каша из непереваренных сплетен.
«Рубить сук, на котором сидишь».
– Тоже бывает полезно, если на нем уже приготовлена петля для твоей шеи.
– В нашем театре бездарей не больше, чем в остальных. Беда в том, что они активны и, кажется, размножаются делением.
– В старости есть свои плюсы, но пока к ним привыкнешь…
– У человека бывает вторая и даже третья молодость, а вот старости второй не бывает, если уж пришла, так не отвяжется, пока не умрешь.
– Самая приставучая в жизни – старость, если уж с тобой, то до самой смерти не отстанет.
– Раньше в театре плакали зрители, а теперь актеры на сцене, а если уж зрители, то от жалости за потерянные деньги на билеты.
– В день сбора труппы перед началом сезона театр похож на огромный дурацкий букет, благоухающий слишком сильно. А через пару часов бойких речей начальства – на разукрашенный веник, который не выбрасывают только из жалости или по привычке.
– Друзей много, тех, кто хотел бы называться моим другом, еще
– Бесплатный сыр только в мышеловке… для второй мышки. Первая расплачивается за него своей жизнью.
– Некоторые актрисы играют так, словно у них впереди вечность, завтра на спектакль придут те же зрители, что и сегодня, и можно будет все исправить.
– Отремонтировали зрительный зал, оснастили сцену, расширили гримерные и в туалетах теперь не воняет… Все сделали для театра, об одном забыли – актеры-то прежние.
– Несправедливость тоже должна быть распределена поровну, лучше по талонам, чтоб никому не обидно было.
«Человек создан для счастья, как птица для полета».
– Браво, Антон Павлович! Лучше не ска-
жешь. Как и птицы, люди тоже разные, есть те, что годны для счастья, как куры или пингвины для парения в небе.
– В мыслях я могу все, на деле – только то, что мне позволят. И не потому, что нерешительна или бездарна, а потому, что не все в моих руках.
Знакомый жалуется, что никак не может найти повод для развода, полюбил другую, но с женой вроде неплохие отношения…
Раневская советует:
– Любые прекрасные отношения можно испортить, начав выяснять их.
С врачами и медициной у Раневской отношения были своеобразными.
Пережившая лихие годы гражданской войны буквально на хлебе и воде, а иногда и без хлеба, она потеряла здоровье и восстановить его уже не смогла. Сильнейший диабет, инсульты, несколько операций… Бесконечные походы к врачам и больницы не заставили великую насмешницу считать себя несчастной из-за отсутствия здоровья, напротив, она шутила и из-за своих болезней тоже. Чего стоит одна фраза «если больной хочет жить, медицина бессильна»! А несчастий на ее долю хватило и без болезней. И все же отношения с врачами и болезни были одной из ярких тем для острословия великой Раневской.
– Грустный факт: когда жизнь практически прожита, вдруг понимаешь, что и не жила вовсе.
– Фаина, – интересуется вечная подруга-соперница (вернее, соперница-подруга) по театру Вера Марецкая, – много у тебя хронических болезней?
Сама Марецкая в то время была уже смертельно больна, она долго боролась с раком.
Раневская надолго задумывается.
– Что, не можешь припомнить?
– Нет, пытаюсь вспомнить те болезни, которых не имею. Пожалуй, только простатит и облысение…