Муха и сверкающий рыцарь (Муха – внучка резидента)
Шрифт:
— Катер с водолазами утром и один пограничный сержант сейчас. Его фамилию я плохо расслышал, но в лицо узнаю, — ответил Дед.
И вот неприметная «Волга» ФСБ мчалась к пограничникам. Дед слышал телефонный разговор Николая Ивановича и знал, что всех сержантов уже собрали под каким-то липовым предлогом: то ли слушать лекцию, то ли чистить автоматы. Скоро он узнает среди них Кулдым-Кулдова, и тот выведет его на след коренастого человека в широком плаще.
Работа была хотя и основательно забытая, но знакомая. Дед улыбался.
ГЛАВА XXIII
ПРЯНИЧНЫЙ ДОМИК
В Лазаревском опять сработало Петькино шальное везение.
Они ехали по чужой притихшей улице, и некого было спросить, где тут живет племянник знаменитого Триантаилиди. Дождь почти перестал, но местных жителей не тянуло разгуливать в темноте по грязи. В одном саду тряс дерево. Петька посветил фарой, и трясуны убежали, роняя что-то желтое.
Не слезая с седла, Петька поднял и обтер о рукав спето восковую грушу.
Хочешь?
Да ну, грязь глотать, — отказалась Маша.
Мы, что ли, чистые? У меня грязь аж на зубах скрипит.
Петька рткусил сразу полгруши, с шумом втянул брызнувший сок и закашлялся. Руль мопеда заплясал под его рукой. Скачущий свет фары выхватывал из тьмы то угол похожего на скворечню садового домика, то рамы теплиц, то «уазик» с надписью «Милиция».
«Уазик»! Такой же, как у Самосвалова!
Поехали! — Маша что есть силы врезала кулаком по спине «укропольского егеря».
Спасибо, а то я подавился, — сказал Петька, выплюнув непрожеванный кусок. Слез с мопеда и стал, паршивец, подбирать груши!
Ты что творишь? С ума сошел?! — прошипела Маша.
— Тихо! Забыла правило? ДО и ПОСЛЕ вести себя одинаково. Мы типа грушами интересуемся. И больше ничем. — Петька набил за пазуху груш и только после это го сел за руль.
Доехали до конца улицы, спрятали мопед в кустах и на окрой лавочке под чьим-то забором устроили военный совет.
— Самосваловский ментовоз, — уверенно заявил Петька.
Маша тоже думала, что самосваловский. Но когда иметь дело с Петькой, нужно быть осторожной.
— Похожих милицейских машин много, — сказала она. — Ты не помнишь самосваловский номер?
Петька помотал головой.
Или ты думаешь, — пошла в атаку Маша, — что можно схватить милиционера, а его машину оставить себе? «Смотрите все: Самосвалов у меня?!»
Самосвал в отпуске. Никто его не ищет, кроме нас с тобой, — спокойно возразил Петька. — А для всех остальных милицейская машина во дворе — вроде сторожевой собаки: фиг кто сунется… Маш, я знаешь что сейчас подумал? Эти пацаны не от нас убежали.
А от кого?
Да ни от кого. С перепугу. Пацаны местные: пешком пришли, даже без великов. Они, может, сто раз лазили в этот сад, и никакого милиционера там не было. И вдруг я посветил фарой, они видят: «уазик» не простой, а милицейский! И разбежались. Поняла, в чем фишка? Пацаны местные, а про милиционера не знали. Значит, милиционер
Маша подумала, что к милиционеру тоже могли полезть за грушами. Но спорить не хотелось. Все равно дом нужно проверить.
Действуем по плану, — вскочил с лавочки Петька. — Я стучусь в дверь, отвлекаю Кашля, а ты лезешь в окно.
Там видно будет, — ответила Маша и перетянула автомат со спины под руку.
Автомат ей не нравился, потому что был Петькин. А уж как не нравился Петькин план, и сказать невозможно!
Небо совсем очистилось, и показался месяц, кривой и острый, как турецкий кинжал.
Минут двадцать Маша с Петькой прятались в саду, наблюдая за домом. Под ногами было мокро, и сидеть приходилось на корточках. Петька ворочался, сбивая с веток маленькие дождики. Он рвался на подвиг, но Маша не пускала. В крохотном домике с погасшими окнами чудился какой-то еще неясный подвох. Уж слишком беззащитным он выглядел. Слишком аккуратным, как пряничный домик из детской книжки.
Это Триантафилидин дом, сто пудов! — шепнул ей в ухо Петька.
Откуда знаешь?
Он по телику говорил: участок маленький. Опять же теплицы… Маш, ну чего мы ждем?
Когда Кашель в туалет выйдет.
Так он спит давно. Свет же не горит.
Это и было странно, поняла Маша. Еще только восемь вечера. Люди с обеда сидели по домам, пережидая ливень, а сейчас по всей улице началось шевеление. На соседнем участке кто-то прочавкал ногами по мокрой дорожке. На другом пронзительно скрипнула дверь. Издалека слышалась музыка — то ли вышли на улицу с магнитофоном, то ли распахнули окно. А уж свет горел во всех домах. Кроме домика-пряника.
— Он, может, до утра теперь не выйдет, — толкал ее вбок Петька. — Связал Самосвала покрепче и дрыхнет. А мытут будем сидеть?
У Маши затекли ноги. Хотелось встать и размяться, но тогда ее будет видно из окон.
Иди, — сдалась она. — Только вот что, Петька: дом-то совсем крошечный. Наверное, там одна комната. Ты не сможешь так отвлечь Кашля, чтобы я незаметно влезла в окно.
Тогда я его чем-нибудь по башке отвлеку, — нашелся Петька. — В сенях должны же быть грабли, лопаты. Их всегда ставят за дверью, чтобы грязь в дом не носить.
А вдруг там не Кашель, а все-таки настоящий милиционер?
Разберемся по ходу операции, — пообещал «укропольский егерь» и начал привставать.
Погоди! — Маша вынула из волос заколку. — Возьми.
Разве это оружие? — хмыкнул Петька. — Хотя, если в глаз…
В глаз не надо! — испугалась Маша. — Ты попробуй заколкой: вдруг дверь закрыта на крючок?
Ты гений, Незнамова! Сиди пока здесь. Если дверь откроется, ворвемся вместе и возьмем его тепленьким, в кроватке!
«А если не откроется?» — хотела спросить Маша. Но Петька уже бесшумно мчался к домику, ставя ногу с носка на пятку, как танцовщик. Добежал, на цыпочках взлетел на крыльцо…