Муха и влюбленный призрак (Муха и тени забытой пещеры; Сокровище забытой пещеры)
Шрифт:
«Деревяшки» считали, что во всем виноват безбашенный Петька. Герой, называется: язык высунул. А Деревянычу что было делать — стерпеть и ждать, когда Петька отвесит ему щелбана? Единицу за списывание Петька, считай, уже заработал. Деревяныч не мог наказать его как-нибудь посерьезней, вот и поставил двойку Маше. Для Петьки ее «пара» хуже десяти своих.
За спорами «соловьевцы» и «деревяшки» почти забыли о Маше. Она отвела в сторону подругу Наташку и шепнула:
— Возьми потом сумки. Мою и его.
Тихая Наташка ужаснулась:
— А
— В жизни надо попробовать все! — с бесшабашным видом ответила Маша.
Спряталась в туалете, дождалась звонка и вышла в затихший коридор.
Глава III
ПОДСЛУШАННЫЕ РАЗГОВОРЫ
Честно признаться, ей уже хотелось пойти на урок. Извинилась бы, состроила глазки биологичке: мало ли какие у девочки причины на минутку задержаться… Тут Маша вспомнила, как ее жалели. Многим это нравится, и ей нравилось в детстве. Она притворялась больной и пила кипяченое молоко с пенкой, лишь бы мама не пошла на работу и сидела у ее постели. Но с тех пор у Маши прибавилось гордости. Пускай пройдет день. Завтра у всех найдутся другие заботы, и с ней будут разговаривать как всегда. Без этой жалости, от которой Маша чувствовала себя обманутой и несчастной.
Оставалось выйти из школы, не попавшись на глаза охраннику. Для этого существовала черная лестница. При Бобрищеве по ней ходили кухарки, продавцы угля и молочницы. А в школьные времена черную лестницу облюбовали старшеклассники. Здесь курили, списывали домашние задания, а кое-кто и целовался, но не будем называть имен. Двери на черную лестницу всегда были заперты, но замки моментально разбалтывались под напором гвоздей, проволочек и девчачьих шпилек.
У Маши не было шпильки, но замок согласился открыться и стержнем от шариковой ручки. А ведь учебный год только начался. К зиме он будет отпираться спичкой.
Она вышла на черную лестницу. С обратной стороны двери висел привязанный бечевкой гвоздь и было написано фломастером: «Швейцаров здесь нет». Гвоздем замок заперся с первого тыка.
— А вот еще прикол, — услышала Маша бас Боинга. — Звонишь кому-нибудь ночью и базаришь: «Ты меня задолбал, мужик! Хорош брать трубку, в натуре, мне уже спать хочется!»
— А знаешь прикол: «Это звонят из магазина „Сантехника“. Вам унитаз нужен? Нет? Тогда мы придем и снимем», — сказал Петька. Он и не думал топиться, а сидел себе на ступеньке и по очереди с Боингом дымил коротеньким окурком. Боинг затягивался привычно, а Петька только набирал дым в рот и пыхал.
Маша села на другой пролет лестницы, чтобы ее не заметили, и стала слушать.
— Затянись, затянись, — приговаривал Боинг. — Табачок, он все напряги оттягивает. Знаешь песню: «Ты одна не изменяешь, сигарета, сигарета!» Забыл, как дальше.
— «Даже лошадь убиваешь, я люблю тебя за это», — не задумываясь, продолжил Петька. Он сочинял стихи. Плохие, зато быстро.
— Не,
— Знаю, — перебил Петька. — «И добавьте в коктейль капельку никотина».
— В натуре! — Боинг посмеялся, чтобы скомканный Петькой анекдот не пропал зря, и спросил: — Соловей, а ты правда в Алентьеву втрескался?
— Сам не знаю, — признался Петька. — Иногда смотрю на нее и за руку взять боюсь. Такая она хрупкая. Как изо льда.
— Алентьева?! — изумился Боинг. — Она больше меня на турнике подтягивается!
— Я не про то, — сказал Петька. — Тебе, Боинг, не понять.
— Мне?! Да я на год и два месяца тебя старше, сосунок! Я, если хочешь знать, с Нинкой из кафе…
Маше не хотелось знать, что собирается сказать Боинг, и она кашлянула.
— Эй, кто там? — крикнул Петька.
— Я там.
— Маш, ты? — Петька взбежал к ней по лестнице. Изо рта у него еще валил табачный дым.
— Ну и что ты учудил? — спросила Маша. — Разве ты не понимал, что меня подставляешь?
— Не-а, — понурился Петька. — Кто ж знал, что Деревяныч тебе пару вкатит!
— Деревяныч?
— Не я же! — с вызовом ответил Петька.
Он действительно ничего не понял! Маша взорвалась:
— Клоун! Тебе что, жалко было сказать: «Да, Дмитрий Ваныч, это я списывал»? Нет, ты молчал, как партизан на допросе! Тебе надо было выпендриться, показать, какой ты герой!
— Алентьева, хорош Соловью ботанику читать! — крикнул снизу Боинг.
— Это еше не ботаника, — остывая, буркнула Маша. — Я еще по морде ему не дала, а очень хочется.
— Чего она? — удивился Боинг. Петька объяснил:
— Прикинь, это у нее первая двойка в жизни!!
— В натуре первая?
— В натуре, — подтвердила Маша.
— Ну, тогда рули сюда, у меня еще сигареты есть! — позвал Боинг. — Добро пожаловать в наш клуб. Велком, Алентьева. Салям алейкум.
Маше было все равно. Если ты за какие-то полчаса впервые в жизни схватила двойку и прогуляла урок, то почему бы не попробовать сигарету?
И она попробовала. Три затяжки.
Голова закружилась, стены побежали, и Маша села на ступеньку. Боинг отобрал у нее сигарету и сунул себе в рот, проворчав:
— Обслюнила всю. Больше не дам, а то еще рвать начнешь.
— Что рвать? — не сообразила Маша.
— Не что, а чем. Чем завтракала, тем и вырвешь.
Маше не понравилось, что Боинг разговаривает свысока, и она сказала:
— Это все, что ты можешь: по лестницам окурки смолить?
— А что еше надо белому человеку? — удивился Боинг. — Урок прогуливаем, курево есть. Может, возьмем пивка и свинтим к морю?
— Мелко плаваешь! — отрезала Маша. Хотелось доказать, что Петькины игры с Деревянычем и Бонины сигареты — просто детский сад. А вот она, Маша, такое сделает… — Я в подвал пойду! А вам слабо?!