Муха на стекле
Шрифт:
Сегодня на обед в клубе была уха. Естественно, по настоящему древнерусскому рецепту, как и всё у пиарщика Королькова… Наташа, следуя заветам Вадима, носившегося со своим "фирменным" чаем, умело преподносила каждый раз и свой готовый продукт, разжигая заранее наше любопытство и аппетит.
– Правда, – уточнила главная стряпуха, – вместо положенной стерляди и осетрины сегодня мелкая чернобрюшка с плотвой… Уж не обессудьте! Чем богаты… Зато выловленная нами с Фёклой своими руками утром в озере! А душистые травы-корешки в рыбный бульон брошены почти такие же, как
Впрочем, придираться к поварихам причин у нас не было. Наташа с Фёклой своё дело знали. Уха получилась наваристая и вкусная… Или это мы все так тут проголодались, после физических нагрузок?
Наверное, дружный стук деревянных ложек по железным бокам и дну котелков, звучал для раскрасневшихся у костра девушек музыкой… На некоторое время над поляной воцарилась сосредоточенная тишина, нарушаемая лишь этим глухим, дробным звуком.
Я ел уху из одного, общего котелка с Семёном, и ещё четырьмя реконструкторами. Сидя на траве вокруг закопчённой посудины, мы наперегонки черпали горячее варево, не отвлекаясь на разговоры… В большой семье, во время еды, клювом не щёлкают!
Мельком я заметил, что ложку, мой спарринг-партнёр, крепко сжимал в правой, вроде бы, пострадавшей недавно, руке… Пальцы и тыльная сторона кисти у парня были щедро измазаны йодом и зелёнкой. Девчонки с лечением раненного явно переусердствовали! Не так уж он и покалечился, сколько на него лекарств израсходовали…
Семён ел с огромным аппетитом, совсем не как раненный, изредка бросая сердитые взгляды в мою сторону. Из-за полученной парнем лёгкой травмы, заключительный этап нашей с ним тренировки, тем не менее, был окончен сегодня досрочно. Пока девушки лечили раненного, я, оставшись без противника, целый час ещё сражался в одиночестве, с деревянной крестовиной…
Сейчас, жующий горбушку Семён был похож на большого обиженного ребёнка, который не собирается разговаривать со взрослым, сделавшим ему больно. Я виновато спросил:
– Как рука? Извини, не хотел… Так получилось.
Побеждённый соперник зачерпнул разварившуюся рыбку, в стремительно пустеющем котелке, прямо у меня из-под носа (я смиренно промолчал!), и отрывисто бросил:
– Если новый приём выучил – предупреждать надо! Я бы ждал незнакомую контратаку, и так просто победу не отдал.
Я сокрушённо кивнул головой, соглашаясь с неоспоримым доводом… Вообще-то, Семён был парень добрый и незлопамятный. Вот и теперь, видя моё искреннее раскаяние, он быстро сменил гнев на милость. Опустошив вместительный котелок (а шесть едоков в нашем кругу, сделали это за считанные минуты!) и облизывая свою ложку, подобревший Семён с уважением произнёс:
– А здорово у тебя с приёмчиком-то получилось! Я даже сперва вообще не понял, как ты это сделал… Мне Вадим потом показал твой финт медленно, по деталям. Супер! Только я и с командиром ничего не запомнил с одного раза… Научишь?
– Конечно! – сказал я. И тяжело вздохнул, живо представив, как фанатично и упорно будет отрабатывать на мне новый приём этот упрямый потомок терских казаков… Нет, надо ещё что-нибудь
…После обеда, по традиции, заведённой Вадимом ещё с основания клуба, проигравшие в поединках, отправились к озеру, драить с песком закопчённые котелки, и мыть ложки. Плохо сражаешься – помогай девушкам на кухне…
Много дней это было, увы, моей обязанностью. Теперь же, я наслаждался завоёванным в поединке бездельем в кругу таких же победителей… И двух красавиц. Хотя у нас с Семёном и состоялась всего одна схватка сегодня, он её проиграл. И отправился драить мою ложку. Всё было честно.
Полученная лёгкая травма отнюдь не избавляла моего противника от исполнения клубной традиции. Ложку за обедом держать мог? Мог… Значит, и посуду помыть – не переломишься! "Дружина" – полувоенный клуб, и сопли тебе здесь никто вытирать не собирается.
Душу переполняло чувство глубокого удовлетворения… Забирая у меня ложку, Семён ядовито заметил:
– В следующий раз, сам пойдёшь её мыть. Вот увидишь… Больше меня на этот свой приёмчик не поймаешь!
– Поживём-увидим! – философски заметил я, растягиваясь на травке, под лучами тёплого солнышка…
Не успели сытые победители расслабиться у костра, как девушки упорхнули к штабу, о чём-то живо переговариваясь по пути. Не иначе, как вспомнили про Антона… Он, кстати, тоже сегодня был в числе тех, кому улыбнулась удача в поединках, и наслаждался законным отдыхом у огня.
Антон – это наш менестрель. В отличии от меня, у него имелся и красивый голос, и музыкальный слух. И на гитаре парень играл вполне прилично… А старенький инструмент для звонкоголосого воина, хранился в избушке, всегда под рукой. Дожидался терпеливо своего часа. Вот такого, послеобеденного…
Я не ошибся. Фёкла с Наташей уже возвращались к костру с гитарой на плече…
Антон никогда не заставлял себя упрашивать. Да ему и самому нравилось развлекать народ. Парень только подкрутил колки у принесённого девушками инструмента, потренькал на струнах несколько секунд, подстраивая гитару… И вот уже над нашим костром зазвучали первые аккорды, и проникновенные слова такой знакомой песни:
– Сpедь оплывших свечей и вечеpних молитв,
Сpедь военных тpофеев и миpных костpов
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастроф…
Эту песню Высоцкого я и сам любил исполнять на гитаре, запершись в своей комнате. Но увы, так как Владимир Семёнович, мне никогда в жизни не спеть и не сыграть… И стихи подобные, вряд ли, сочиню! Такие пронзительные и выворачивающие душу наизнанку. Мне всё это не дано. Обидно.
И самый дорогой инструмент тут не поможет, и сверхчеловеческое старание… А вот гениальному Высоцкому, с его прокуренным, хриплым голосом и плохо настроенной гитарой – дано! Жечь глаголом сердца и гонять стада мурашек по коже слушателей… Заставлять людей то плакать, то смеяться, то замирать от восторга.