Мухосранские хроники (сборник)
Шрифт:
– Вы любите его?
– Люблю? Иногда я мечтаю, чтобы кто-нибудь из нас умер. Но ничего не происходит, и не произойдет. Он даже в тюрьму угодить не способен, не тот склад характера. Он у меня прирожденный мелкий хулиган. Вечером он вернется из участка, повалится мне в ноги, будет каяться, клясться, что с понедельника все пойдет иначе, будет просить прощения. И я его прощу. Что же мне с ним делать еще? А потом наступит понедельник… такой же, как и все понедельники в этой жизни.
Вольф сидел в своем углу, таращился на Анжелику и понемногу терял остатки рассудка. С каждым мигом она изменялась – прямо на его глазах. И он уже начисто забыл свою обычную отстраненность,
– Вы знаете, Анжелика, – проговорил Вольф. – Сегодня с улицы пришли два человека и сказали мне, что я неправильно живу. Я не поверил им, а они мне доказали это как дважды два четыре. Я их прогнал, потому что все равно не поверил. И когда они ушли, жизнь принялась мне вдалбливать их доказательства с бешеной силой. Я даже пострадал, – он осторожно потрогал ссадину. – Все мы живем не очень правильно. У кого-то рассогласование больше, у кого-то меньше. А кто-то, как я, не хочет верить в свою ошибку. И упирается, охраняя вектор своей жизни, устремленный в темноту. В антимир. Потому что привык, потому что удобно!.. Человек не может правильно жить в вакууме, в пространстве, не заполненном другими людьми. Обидно, что понял это, когда молодость, в общем-то, миновала, когда на голову вот-вот рухнет пятый десяток, и столько лет прошло впустую. Нет, разумеется, что-то сделано, что-то достигнуто – но какой ценой! И цена высока не столько для тебя самого, сколько для окружающих. У меня нет друзей. У меня есть только оппоненты!
– У меня тоже, – сказала Анжелика. – Только продавцы и покупатели. И муж, сосед по шалашу.
– Я ничего не смыслю в людях! – произнес Вольф с ожесточением. – Они для меня – функции, я не вспоминаю о том, что у каждого из них есть не только настоящее, но прошлое и будущее! Ко мне пришли двое, они хотели мне помочь, а я принял их за прохвостов, преследующих свою мелкую выгоду! Каждый день я видел вас на лестнице, но никогда не думал о вас иначе как о продавщице овощного магазина и жене люмпена! Мне и в голову не приходило, что вы двигались по жизни тем же путем, что и я, но мы трагически разминулись на каком-то перекрестке. Нужно что-то менять!
– Да нужно ли?
Анжелика шла к нему через всю комнату, а ему казалось – плыла, потому что у него кружилась голова, вокруг рушились стены, проваливался в преисподнюю пол под банкеткой, раскалывался и возносился в безвоздушное пространство потолок. Анжелика подошла совсем близко, ладошкой провела по его щеке, осторожно коснулась боевой раны возле глаза.
– Больно? – спросила она тихонько.
– Ничего. Иногда бывает полезно испытать боль – впервые за много лет…
– Это воскресенье, – шептала Анжелика, гладя его по голове. – Сумасшедшее воскресенье. Все кувырком, потому что мы изо всех сил стараемся воскреснуть для новой жизни. Такой уж это день. И ничего-то у нас толком не выходит… Вот оно закончится, и все пойдет, как и шло. И ничто не изменится.
– Я так не хочу, – бормотал Вольф. – Я хочу, чтобы изменилось. Я жил неправильно. Я спутался с дурной компанией… империей Моммр… звездное эхо… обратная связь…
Он чувствовал себя маленьким и слабым. Ему было жаль себя, несчастных роллитян, жаль
«Анжелика, что вы станете делать, если я скажу вам, что люблю вас?» – «Ничего не стану делать. Просто не поверю. Так не бывает». – «А вы знаете, как бывает?» – «Наверное, знаю». – «Нет, не знаете. И никто не знает». – «Но вы этого не скажете. Потому что я замужем. И сейчас пойду домой, к мужу». – «Я скажу. Только соберусь с силами – и скажу. А потом идите куда угодно». – «Зачем вам это?» – «Это всегда незачем…»
Где-то на другом краю плоской Земли аварийной сиреной взвыл телефон. Вольф вздрогнул и открыл глаза. Анжелика тоже вздрогнула и отстранилась. «Зачем? Ну зачем он звонит? Я ни с кем не хочу разговаривать, кроме нее».
Вольф поднялся, прошел к телефону, снял трубку.
– Олег Олегович? – спросил кто-то малознакомый.
– К вашим услугам.
– Это Дедушев. Тот самый. Я прошу вас о встрече, прямо сейчас. Дело чрезвычайной важности. И прихватите с собой прибор. Он, должно быть, сильно вас стесняет.
– Я не могу… сейчас.
– Потом будет поздно. Приходите в парк Бессчастного, к ротонде. Я жду вас…
В трубке запищало.
Вольф беспомощно обернулся к Анжелике.
– Мне надо уйти, – сказал он. – Ненадолго.
– Конспиративная встреча? – спросила она с вымученной улыбкой.
– Я прошу вас, – промолвил Вольф. – Нет, умоляю. Дождитесь меня здесь. Я еще не все сказал вам. И потом, – он собрал остатки душевных сил, чтобы соврать более или менее правдоподобно, – я потерял ключи от квартиры, а за ней нужен постоянный присмотр.
Дедушев сидел посреди парка культуры и отдыха имени Бессчастного на свежеокрашенной скамейке в тени облупленной ротонды, памятника архитектуры прошлого, а то и позапрошлого века. Он курил, вернее – пытался это делать, должно быть, впервые в жизни. Дым валил из него, как из паровоза.
– Дед, ты спятил? – испугался Колобов. – Ты же помрешь от позднего токсикоза!
– Пусть, – прокашлял Дедушев.
– Здесь покрашено, и ты теперь будешь сзади походить на каторжника.
– Мне это подходит.
Колобов покрутился возле умерщвлявшего свою плоть Дедушева и неловко пристроился на краешке бетонной урны.
– Ты можешь мне объяснить, что происходит? – спросил он. – Какой-то «Безумный день, или Женитьба Фигаро». С утра ты затеял свою аферу со звездным эхом. Потом мы наведываемся к Вольфу для восприятия от него пинков. После обеда ко мне заявляется… – тут он прикусил язык, чтобы не сболтнуть лишнего.
Дедушев пожевал сигарету и не глядя бросил ее в Колобова – тот едва успел увернуться, пропуская окурок по назначению. В этот момент в аллее стремительно возник Вольф с кинескопом под мышкой. При виде этого непередаваемого зрелища Колобов ахнул, а Дедушев часто-часто заморгал слезящимися глазами.
– Добрый вечер, – произнес Вольф крайне деловито. – Я готов выслушать вас. Только прошу всемерно ускорить изложение, поскольку я не располагаю достаточным временем.
– Это мы уже сегодня слышали, – сказал Колобов. – Что с вами стряслось, Олег Олегович? Неужели выпали с лоджии? И где ваш галстук?
– Неважно, – сказал Вольф, потянув кончик галстука из кармана и тут же затолкав его назад.
– Не садитесь со мной! – закричал Дедушев. – Здесь покрашено!
– Благодарю вас, – сказал Вольф и сел рядом. – Итак, начинайте, Игорь Рюрикович.