Мумия из Бютт-о-Кай

Изнер Клод

Когда они вернулись, Эфросинья, засучив рукава, как живое воплощение Правосудия, вырисовалась в дверном проеме.

— Мама, я ж тебя просил…

— Я знаю, запретная территория! Бессовестный сын, это ведь твоя мать! А между тем бедняжка Мишлен так страдает из-за своего кузена, которого ты обещал разыскать. И вы тоже, мсье Легри!

— Мы очень заняты, но с завтрашнего дня…

— Ага, понятно, когда рак на горе свиснет! Скажи-ка, Жозеф, ты случайно не видел мою зеленую сумку?

— Нет.

— Ну и куда она могла запропаститься?

Она

бросила подозрительный взгляд на сына, который притворился, будто листает книгу заказов.

— А это точно не ты?

— Что — я? Ну подумай, зачем бы мне понадобилась твоя зеленая сумка?

Эфросинья так яростно хлопнула дверью, что колокольчик чуть не отвалился. Кэндзи отвлекся от своей дилеммы и, опустив очки, пристально посмотрел на компаньонов.

— Мальчишки, играющие в конспираторов! Вам не совестно, в вашем-то возрасте!

Жозеф приготовился отпираться, но Виктор его опередил.

— Не могли же мы признаться Эфросинье, что кузен ее лучшей подруги завел шашни с торговкой сыром с центрального рынка!

Слово «шашни» вновь пробудило у Кэндзи угрызения совести, и он вернулся к своим карточкам.

Глава восемнадцатая

24 сентября

Территорию фабрики окружала серая стена. За ней, в глубине парка, находилось собственно предприятие, а также лавки, склады и ателье. Навстречу Жозефу и Виктору, который нес на плече фотоаппарат на штативе, спешил низенький кругленький человечек в высоком, побитом молью цилиндре. Признав в гостях фотографа и его ассистента, он принялся исступленно махать им.

— Если он считает себя семафором, а нас двумя ореховыми скорлупками в море, то он недалек от истины, — проворчал Жозеф, поеживаясь на ветру.

— Приветствую вас, господа, вы, должно быть, из газеты «Пасс-парту»? Мне поручили показать вам наше предприятие. Мое имя Матиас Эрве, я — нос.

— Нос?! — воскликнул Жозеф, рассматривая картофелину, которая возвышалась над усами, смахивавшими на тюленьи.

— Я, если хотите, — из тех волшебников, которые создают аромат и душу духов. Мой мозг, хоть он и скромных размеров, способен определить состав и дозировку компонентов самого сложного и гармоничного запаха. Мой предшественник был невероятно одарен, но я надеюсь его затмить. Идите следом за мной, в нашем распоряжении всего час, не то мои дистилляторы меня заждутся.

Они прошли вдоль конюшен, где запряженные в двуколки лошади мотали головами и били копытами, с нетерпением ожидая, когда их освободят от сбруи. Матиас Эрве начал рассказывать:

— Фабрика «Романт» была основана в 1873 году Луи Романтом, братом Шарля Романта, министра финансов с июня по сентябрь 1890 года. Луи Романт женился на мадмуазель Сюрже, богатой наследнице из Граса. Ее отец создал там завод по перегонке лаванды, что позволило супругам покинуть Прованс и создать эту фабрику. А теперь следуйте за мной.

Он объяснил им,

что они не смогут попасть в помещение, где создают духи, поскольку этот процесс окутан тайной и строго охраняется от посторонних глаз.

— Разглашать наши приемы запрещено. Тем не менее, желая просветить ваших читателей, господин директор разрешает вам сфотографировать механический аппарат для смешивания.

Он подошел к металлическому круглому столу, установленному на вертикальном стержне. За счет работы небольшого мотора начинали вращаться зазубренные железные полкуруги — к ним ремешками были прикреплены сосуды с экстрактами.

Виктор решил взять с собой камеру формата 18x24 на треноге и десяток пластинок. Нужно было произвести впечатление на персонал, а с простым Pocket Kodakс такой задачей было не справиться — этот фотоаппарат слишком мал. Пока Виктор готовился к съемке, Матиас Эрве принял величественную позу и выпятил грудь, ни на минуту не переставая болтать.

— Мы используем также экстракторы — жестяные цилиндры, в которых лопастями перемешиваются жиры и спирт, необходимые для создания ароматов. Дирекция не желает, чтобы и этот процесс предавался огласке. Вы закончили?

Виктор расставил снаряжение. У него не было намерения делать ни единого снимка: кроме всего прочего здесь было слишком темно.

Матиас Эрве повел их в зал, где духи «одевали».

Запыхавшись, они оказались под застекленной крышей, где гудел женский рой. Дыхание затруднил сильный свежий запах, исходящий от десятков растений. Мелкоцветная роза, розовый клевер, апельсиновое дерево, ирис, папоротник, мимоза, корица давали сильнейший аромат, к которому примешивался запах ванили и мускуса. Жозеф чихнул.

— Ну вот, теперь это надолго, — проворчал он.

Женщины указывали на них друг другу кивком подбородка, посмеиваясь. Работать здесь было и так нелегко, но тяжелее других приходилось тем, кто изготавливал рисовую и мыльную пудру. Когда ее засыпали в полотняные мешочки, а затем взбивали и трясли их, чтобы придать нужную форму, в воздух поднималось столько пудры, что работники становились похожими на учеников булочника. Готовые мешочки раскладывали по украшенным кружевом коробочкам, похожим на коробочки из-под драже.

Жозеф никак не мог остановиться и почти беспрестанно чихал, а Виктора пробрал сухой кашель. Ко всему прочему он опасался, что пудра проникла сквозь упаковку и привела в негодное состояние его фотоматериалы.

Они прошли в следующую мастерскую, где изготавливали упаковку для духов.

— Эти хрустальные флаконы производятся вручную в Баккаре. Наш директор предпочитает квадратные и прямоугольные формы, но ему случается поддаться игривому порыву, создав, например, вот такую амфору в греческом стиле. Как чудесно сочетается с этой формой янтарный отблеск стекла! Духи — не только запах, но и образ, сначала они становятся предметом вожделения, а потом — орудием соблазна!