Мумия из семейного шкафа
Шрифт:
— Какой водички попросить?
— Так у нас с утра в доме воды не было, вентили меняли. Ей так плохо, а водички — ни грамма.
— Вероника Алексеевна, вы сказали, что вызвали «Скорую». Врачи осматривали Алину в вашем присутствии?
— Ну да. Они сначала не хотели ее забирать. Сделали укол, велели полежать, а потом сходить на прием к участковому врачу. А куда, я спрашиваю, она может пойти, если у нее ноги не слушаются. Я смотрю на нее, а у меня душа в клочья разрывается. Лежит, бедняжка, и плачет, а они ее к участковому посылают.
— А куда отвезли Алину?
— Ну, уж этого я не знаю. Наверное, в дежурную больницу.
— А мне Алина ничего не передавала на словах? — Я себя казнила, почему утром ей не позвонила, не сказала, что мы со Степой собираемся к ней. Сюрприз хотела ей сделать, да вот не получилось.
— Нет, о вас она не вспоминала. Она жутко себя чувствовала. Когда спускалась, все причитала: «Я не выживу, я не выживу», — боялась, что ее лечить плохо будут. А бояться не надо, надо только контролировать действия врачей и почаще напоминать о себе. Я всегда так делаю, когда в больницу ложусь.
— Спасибо, Вероника Алексеевна. Спасибо, что побеспокоились о моей подруге.
— Не стоит благодарности, всегда рада помочь людям.
Мы простились с хозяйкой Пуфика и вернулись в Алинину квартиру. Я зашла в ванную, покрутила вентиль. Послышалось шипение, но вода так и не полилась.
«Какие спазмы? Алина никогда не жаловалась на здоровье», — стала я вспоминать.
Очевидно, Степа думала о том же.
— Алина выглядела очень здоровой женщиной. За время нашего знакомства я от нее не услышала ни одной жалобы, — пробормотала Степа.
— Степа, прошу тебя, не говори об Алине в прошедшем времени.
— Я ведь ничего не имею в виду. Меня саму очень беспокоит этот приступ, или что там с ней случилось.
— Давай звонить в «Скорую», — я сняла трубку и набрала «103».
— «Скорая помощь». Слушаем вас. Назовите фамилию, адрес и сколько вам лет.
— Здравствуйте. Я не нуждаюсь в медицинской помощи. Дело в том, что час назад ваша бригада увезла мою родственницу. Мне нужно узнать номер больницы, в которую ее доставили.
— С какого адреса забрали? — спросила оператор. Я ответила. — Минуточку. Вашу родственницу доставили в четвертую городскую больницу.
— Спасибо, — поблагодарила я и положила трубку. — Алина в четвертой больнице.
— Ты знаешь, где это?
— Знаю, поехали.
Четвертая горбольница, не самая лучшая в городе, находилась в отдаленном районе. Чтобы попасть туда в стационар, не надо было стоять в очереди. Отделения практически пустовали, и в них, как правило, свозили больных на машинах «Скорой помощи». Если бы Алина вдруг решила пройти
— Ну и где ее здесь искать? — растерянно спросила Степа, глядя на планшет с планом больницы. Несколько корпусов. В каждом по два-три отделения.
— Давай рассуждать. С какими болезнями забирает «Скорая»?
— С аппендицитом, — брякнула Степа первое, что пришло на ум.
— Значит, в хирургическое отделение. Но нам это не подходит. Алина жаловалась на головокружение и темноту в глазах. Значит, ее могли привезти в кардиологическое отделение или терапевтическое.
— Тогда пошли туда, эти два отделения в одном корпусе, если верить, конечно, стенду.
Мы правильно сообразили, где искать следы нашей подруги. «Скорая» действительно сдала Алину на руки врачам из кардиологического отделения. Но потом, когда ей сделали кардиограмму и не определили ничего угрожающего ее жизни, перевели в отделение нервных болезней. Там мы ее и нашли.
Степа боялась, что нас могут не пропустить в палату.
— А вдруг в отделении карантин? В нашей районной больнице карантин круглый год. Зимой эпидемия гриппа, летом дизентерия.
Поэтому она очень удивилась, когда по первой нашей просьбе нам выдали белые застиранные халаты и пустили в отделение.
Алина лежала на кровати у двери в палате с тремя дамами преклонного возраста. Не могу сказать, что она выглядела совсем уж плохо. Она мирно спала, и на ее щеках даже играл легкий румянец. Немного припухшие веки едва подрагивали, слегка простуженный нос сопел.
При виде спящей Алины Степа расчувствовалась.
— Алина, девочка, что же с тобой случилось? — она смахнула со щеки слезу и за неимением свободного стула села на край Алининой кровати.
— Как она? — спросила я у соседок по палате, которые не сводили с нас любопытных глаз.
— Спит, — коротко ответила женщина с соседней кровати.
— Это я вижу. А как она себя чувствовала, когда ее поместили к вам?
— Дрожала как осиновый лист, — откликнулась женщина, занимавшая кровать у окна.
— От страха?
— От холода, — засмеялась моя собеседница, кутаясь в пуховый платок. — У нас температура в палате четырнадцать градусов.
— Нежарко, — согласилась Степа и поправила одеяло на Алине.
— Вы с ней разговаривали? — продолжала я задавать вопросы. — Ее что-нибудь беспокоило?
— Она волновалась, причем сильно. В больнице как происходит? Новенький в палату приходит и сразу о своих болячках рассказывает. У кого что болит, тот о том и говорит. А ваша подруга легла на кровать и замерла. Смотрю, а у нее губки синенькие и одеяло подпрыгивает. Трусится, значит. А вот от холода или от страха, не могу вам сказать. Вся скукоженная. Вижу, плохо ей. Вызвали доктора, он ей укол успокоительного вколол. Практически сразу она и уснула. Мы даже ничего у нее спросить не успели.