Мумия из семейного шкафа
Шрифт:
— Что же, племянница красотой перещеголяла ее дочку?
— Нет, не красотой. Лиза красавицей выросла. Нет, внешние данные здесь ни при чем. У Лизы испортился характер. Грубить стала, из дома уходить.
— Не очень это похоже на детей из еврейских семей.
— У Лизы отец, заметьте, русский. Но человек, я вам скажу, очень воспитанный и порядочный. А как он к жене и девочкам относился… О таком мужчине только мечтать можно.
— И что же стало с Лизой и Милой?
— Чем больше Лиза трепала матери нервы, тем больше Мила раздражала тетку. Фира придиралась к любой мелочи:
— Ей было куда идти?
— Да, мать ей квартиру оставила. Сначала Фира хотела ее продать, а деньги в оборот пустить, но Владимир Петрович не дал этого сделать. Вот в эту квартиру и ушла Мила. Я ее не видела очень долго. А Лизка тем временем совсем с катушек съехала, — продолжала рассказывать Вероника Алексеевна. — Оказалось, что в институте она пристрастилась к наркотикам. Сначала покуривала, потом колоться стала. В общем, заметили родители слишком поздно. Все думали: переходный возраст, избалованность, характер плохой.
— Что, такое возможно?
— Сколько угодно! У наркоманов как? Наркотиков нет — они в диком возбуждении, уколются — успокоятся. Бедные родственники! Когда все-таки до Фиры дошло, что у нее дочка наркоманка, она бросилась искать специалистов. Лечили ее и в стационаре, и по разным светилам водили — эффект временный. С горем пополам окончила Лиза институт. На работу устроилась в гостиницу «Интурист» переводчиком, через два месяца ее уволили. Еще куда-то пошла, и там попросили. Последние годы сидела дома, — Вероника Алексеевна решила сделать передышку. Она поискала глазами свободную лавочку и предложила: — Вы не хотите немного посидеть? Знаете, годы дают о себе знать.
Мы сели на лавку. Собаки наши, похоже, подружились. Они весело бегали друг за дружкой по газону и тявкали от восторга. Очень интересно было наблюдать, как мощный Пуфик скачет вдогонку за Бобби. Бобби внезапно тормозит и несется в обратную сторону, а Пуфик не может резко остановиться, упирается всеми четырьмя лапами, но по инерции продолжает скользить вперед. Пока он останавливается и разворачивается, Бобби уже далеко.
— Как все же жалко, что вы не моя соседка, — призналась Вероника Алексеевна, наблюдая за счастливыми псами.
— И что стало с вашими соседями? Вы так интересно рассказываете.
— Ах, забыла, на чем я остановилась?
— На том, как Лиза окончила институт и нигде не смогла работать, — напомнила я.
— Да, верно. Выпускать ее из дома было опасно. И Фира, и Владимир Петрович очень переживали за дочь. Вот тогда-то у них возникла мысль уехать в Израиль. У Фиры там родственники. Они прислали приглашение и журнал о лечении наркомании в одной хорошей клинике. Не знаю, насколько правдива информация, но Сальским обещали стопроцентное выздоровление дочери.
— И они уехали?
— Уехали. Слышала, что Лиза поправилась, а вот Фира умерла.
— Что вы говорите?!
— Да, там ведь жарко, а у нее больное сердце.
— Понятно, а как Мила? Она тоже с ними уехала?
— С какой стати? Она ведь русская. Владимир Петрович ей перед отъездом сделал подарок. Квартиру переписал на нее, а ту квартиру, которая
— Тяжелый случай, но я считаю, что все равно Мила в выигрыше осталась.
— Как бы не так! Я же говорила, что квартира несчастливая, — напомнила Вероника Алексеевна. — Лучше бы она сюда и не переезжала.
— Это почему?
— Миле уже о-го-го сколько лет! Замуж пора. А вот не получалось!
— А вы откуда знаете?
— Сталкивались в городе пару раз. Что первое у девушки спрашиваешь?
— Вышла ли замуж?
— Ну вот, и я о том же! Когда она сюда переезжала с ней поселился молодой человек. Я к ней: «Тебя, Милочка, можно поздравить? Замуж вышла?» А она, слегка смутившись, мне ответила: «Тетя Вера, нет, замуж пока не вышла, но мы с Павлом собираемся расписаться в скором времени».
— С Павлом?
— Ну да, с Павлом.
— Так вы рассказываете о Людмиле Поповой, которая продала моей подруге квартиру?
— А то о ком?
— А разве фамилия вашей Милы не Сальская?
— Да с чего ты взяла, что она была Сальская? Сальский приходился ей дядей, а мать в замужестве взяла фамилию Попова. Ну и дочь тоже была Попова.
— Ой, простите меня, Вероника Алексеевна, я как-то сразу не догадалась, о ком вы рассказываете. И что же случилось с Людмилой? Вышла она за Павла замуж?
— То-то и оно, что нет!
— А почему? Бросил, что ли?
— Нет, не бросил. Разбился на машине. По-глупому разбился. Тормоза отказали в пятидесяти метрах от дома. На своей машине выехал со двора, свернул на проспект Энергетиков, а там уклон. Вовремя затормозить не сумел и на всей скорости врезался в железобетонный столб. Умер в больнице, не приходя в сознание. Милочка переживала, не передать словами. Она и так была нелюдимая, а тут совсем сникла, как зомби ходила, пройдет мимо и не заметит. Похудела, с лица спала. Один раз я ее остановила, говорю нельзя, мол, так, горю не поможешь, ты еще молодая, встретишь достойного человека. А она мне: «Вероника Алексеевна, я спать не могу. Только глаза закрою, слышу, как зовет он меня».
— А вы ничего не слышали?
— Тю, ну ты даешь! — хмыкнула Вероника Алексеевна. — У Милы на нервной почве крыша поехала, вот ей голоса и слышались. А я здесь при чем?
— Ну, не знаю… Может, пугал ее кто-то?
— Нет, не слышала. И кто пугать бедную сироту будет? Какой же такой изверг?
— А что еще Мила рассказывала?
Вероника Алексеевна подозрительно на меня посмотрела:
— Больше ничего, я ведь говорю, скрытная она. Хотя нет! — вспомнила Вероника Алексеевна. — Одно время повадилась к ней ходить одна сумасшедшая. Придет и звонит в дверь, требует, чтобы ее впустили.