Мундиаль

Лебедев Евгений Николаевич

— Хорошо, Алекс. Я вас услышал. Тогда у меня больше к вам вопросов нет. Удачи вам в завтрашней игре.

— Спасибо, сеньор Антонио.

Вот же зараза! Аж матом ругаться хочется!

— Саша, что случилось? Почему твой агент так рано звонит? — опёрлась локтем на подушку Лена.

— Мне сегодня, кровь из носу, нужно быть на презентации найковских кроссовок. Вертолёт пришлют. Как же спать хочется, Ленчик. Полцарства отдал бы за пару часов сна.

— Как презентация? У вас же игра завтра, — растерялась моя жена.

— А вот так…

Договорить я не успел,

так как кто-то заколотил в дверь. Лена убежала в ванную комнату, а я накинул халат и впустил злого, как сто чертей, Александра Генриховича. Сам не понял, как так получилось, но уже через пятнадцать минут у меня в комнате стала заседать «Дума» — Сёмин, Александров, Волошин, Дюха, Смертин и Андрей Викентьевич. Лена сбегала на кухню и принесла пятилитровый термос со свежим кофе и вчерашнюю выпечку. Все были настолько погружены в дискуссию о моей поездке в Берлин, что я под этот шумок целую кружку кофе с удовольствием выпил. Тут такие нехорошие дела творятся, что пошла к чёрту, эта диета! В кофейных зёрнах папаина нет. И так уже задолбали с этим «парЁным-варЁным». Кровь в норме, так и кормите нормально.

А тем временем обстановка накалялась. Взбешённый Александров давил на то, что это американская диверсия. Ведь презентацию могли провести и после нашей игры с Южной Кореей. Почему же именно сегодня? Медик стращал всех отсроченным отёком Квинке. Сёмин обречённо непрерывно дымил, не обращая никакого внимания на Бородюка, который пытался его успокоить. Дюха с капитаном лишь растерянно переводили взгляд с одного на другого. Наш администратор философски зевал и меланхолично уничтожал запасы печенья.

Все постепенно понемногу поуспокоились и я даже вздохнул спокойно. Но потом опять начали спорить на тему «кто будет меня сопровождать»? Остановились на том, что это будут Бородюк, врач команды Вадим, представитель РФС, курирующий нашу делегацию на чемпионате, и силовая поддержка в виде полковника Александрова. Они ещё и переводчика хотели взять. Было такое ощущение, что мне не семнадцать лет, а всего лишь шесть. Ну зачем же так всё усложнять? Да чего уж тут думать? Давайте отправимся в Берлин всей сборной! Я уже было набрал воздуха, чтобы высказать свое «фе» этому произволу, однако веское слово сказал Владимир Геннадьевич:

— Саня, ты своей игрой перевернул весь мир с ног на голову. Ты стал кумиром для миллионов мальчишек по всему миру. Тебя уже сравнивают с Пеле и Марадоной. Ты надежда миллионов россиян! — мужчина обвёл присутствующих рукой. — И нам всем не простят, если с тобой что-то случится во время этого чемпионата. Ты хоть знаешь, что после игры с тоголезцами вдвое усилена охрана нашей базы. Посторонний человек сейчас сюда и носа не сунет. Ты ведь без понятия, что творится перед играми нашей сборной в городах? Представляешь, что будет, еслитебя отпустить погулять по Берлину в одиночку? — полковник аж привстал со стула.

— Да причём здесь эти пенсионеры? — влез Дюха. — Саня Граф это посерьёзнее будет.

— Да вы чего? Это же сами Пеле и Марадонна. Где я, а где они! Это же такие мастодонты! Но если одному нельзя, то я и Лену с собой беру. Мне с ней будет спокойнее.

Споры о сопровождающих

отпали сами собой, когда «Nike» прислала вертолёт на шесть пассажиров. Со мной отправились — Лена, Александров, наш медик с чемоданчиком, какой-то чиновник из РФС и переводчик. В салоне были белоснежные кожаные сидения, шампанское, закуски, телевизор, классическая музыка… Только вот слишком похоронная атмосфера царила на борту, хоть траурный марш включай.

Через сорок минут мы приземлились в небольшом немецком аэропорту, где нас дозаправили и уже через тридцать минут мы стояли в Берлине на крыше высотного здания, где нас встречала моя куратор от «Nike» Паула.

— Я очень рада вас всех видеть. Твоя невеста в жизни ещё более красива, чем на фотографиях. Большое спасибо за то, что вы сопровождаете моего подопечного, — отделалась она дежурными фразами и сразу перешла к делу. — Сейчас спустимся вниз и сядем в лимузин. Нас отвезут к магазину, где и будет проходить презентация кроссовок. Я вижу, что ты, Алекс, уже в спортивной форме. Молодец! Поэтому кроссовки наденешь в машине. Затем мы поедем на вечеринку, после которой…

— А на эту вечеринку обязательно? Меня и так с трудом отпустили. У нас же игра с корейцами.

— Вот, кстати, насчёт Южной Кореи я и хотела с тобой поговорить. А на вечеринку обязательно. Можешь там часик побыть и сбежать. Главное, помелькать перед камерами.

— Что она там бормочет, — резко развернулся ко мне Владимир Геннадьевич.

— Говорит, сейчас на машине в магазин отвезут, где будет проходить презентация, а потом на вечеринку, где мы час побудем и нас на вертолёте…

— На какую ещё вечеринку? Разговор же только о презентации был! — возмутился чиновник. — А с министерством согласовано? У Александра же игра завтра.

Александров лишь зло втянул воздух сквозь зубы. Видно было, что для себя он уже всё решил, а несогласованная поездка на вечеринку лишь зацементировала его уверенность в том, что всё это провокация со стороны США против России.

Лифт в этом здании был наружным, поэтому мы зашли в него прямо с крыши. По расположению кнопок в лифте я понял, что высотка состоит из двадцати пяти этажей. А это, примерно, около ста метров в высоту. Молчание было настолько осязаемым, что кажется даже воздух дрожал. Паула, пытаясь развеять ситуацию, начала с воодушевлением вещать о вечеринке. Оказалось, её заказал Роман Абрамович, который и пригласил всех этих именитых гостей.

— Ожидаются Том Хэнкс, Катерина Зета-Джонс с Майклом Дугласом, Клаудия Шиффер… — мой куратор столкнулся взглядом с полковником и резко замолчала.

Лифт неспешно опускался, давая нам возможность разглядеть великолепный вид на город. Поэтому я воспользовался моментом и спросил у Паулы:

— А это, что за башня с шариком, раскрашенным под футбольный мяч?

Паула моментально развернулась ко мне и затрещала, не давая мне даже слово вставить.

— Это знаменитая берлинская телебашня, эмблема объединённого Берлина. Её высота триста шестьдесят восемь метров. Наш отдел сначала хотел включить в рекламу эту башню вместо «Паруса», но нас переиграли.