Муравей на берегу
Шрифт:
Я подбежал и потряс хорошенько за одну из нижних веток. Зрелище было завораживающее. Настя вся засияла и продолжила наносить мазки. Мне нравилось смотреть, как она ретуширует пальцами краски на холсте.
Настя резко повернулась ко мне, она уже успела слегка запачкать краской нос и левую щeку, смотрелось почему-то очень мило.
– Как думаешь, в чeм смысл жизни?
– спросила она.
Вопрос на первый взгляд был общим и риторическим, но я непонятно почему решил уточнить:
– Моей?
– Нет, конечно, с твоей то всё понятно... Моей!
Я сначала немного обиделся, как это ей всё понятно?! Но немного подумав, решил, что да, действительно, вопрос смысла её жизни для меня сейчас более сложный.
– Ну вот, не знаешь.
– сказала Настя и повернулась обратно к холсту.
Яркая бабочка опустилась на Настины кудряшки. Странный аэродром она выбрала, кудряшки постоянно покачивались, когда Настя наклоняла голову то влево, то вправо. Бабочка то сводила крылья, то разводила их в стороны.
– Ну шо?
– спросила Настя, повернувшись ко мне, спокойно улыбнулась и стала молча смотреть прямо в глаза. Она так и не чувствовала бабочку.
Подул ветерок, полетели лепестки, лепестки отражались в Настиных глазах. Она смотрела неподвижно, только слегка пульсировала артерия у виска.
Вдруг движения крыльев бабочки замедлились, и они остановились в полу сложенном состоянии, артерия у виска перестала пульсировать. Только Настины глаза казались живыми из-за движения лепестков. Вдруг лепестков полетело очень много. Я посмотрел в сторону, во дворе никого не было, посмотрел на противоположную сторону, только стены, не было ни окон, ни двери и стены были почти гладкими. Лепестков падало так много, что Настя уже почти скрылась за ними. Я посмотрел на сакуру, сакуры не было, только лепестки. В метели из лепестков иногда проскакивал Настин взгляд, я прыгнул в её сторону, но там уже не было ничего, кроме лепестков. Лепестки остались только на полу, ветер стих, послышался шум прибоя. Вокруг было сплошное белое пространство, впереди висел огромный экран, на экране волны накатывали на берег океана, спиной ко мне сидела молодая девушка в позе лотоса с идеальной осанкой.
Девушка сказала:
– Твой сеанс окончен!
Откуда-то стал доносится и нарастать звук метронома.
– Когда я досчитаю до 10, ты проснёшься.
– сказала девушка.
– Раз, два, три..
Я поделил мысленно экран на части. Идеально ровный позвоночник девушки был точно на линии "золотого сечения" экрана.
– Четыре, пять, шесть..
Автор этой картины явно любит порядок, идеальную красоту, стремление к бесконечности, к истине.
– Семь, восемь, девять..
И ещё он любит мечтать..
– Десять!
Я открыл глаза, было очень ярко и нечётко, что-то белое, голубое, какой-то лучик, небо что-ли? Послышался мерзкий писк какого-то прибора. Взгляд стал фокусироваться. Я увидел большие широко раскрытые голубые глаза за очками
– Слышишь меня?!
Я моргнул. Взгляд смягчился. Красный экран рядом загорелся жёлтым, писк пропал.
После выхода из камеры для погружений я завернулся в куртку и сел перед мониторами.
– Почему она не завершала сеанс, я заметила, что мы прошли выход, но замешкалась, пока температура мозга не стала повышаться?!
– взволнованно спросила Оля у Медвежонка.
– Ну... Эээ... Я думаю, Анна не поняла, когда надо выходить. Видимо, надо добавить маркеры выхода и проверить алгоритм, - у Медвежонка разрумянились щeки, - Первый ком блином, но мы всё исправим, - сказал он и развёл руками.
– Анна Олеговна, а к чему вот это всё, лепестки, метаморфозы, шум океана?
– спросил я.
– Нельзя без спецэффектов выйти?
– Это не моя идея!
– укоризненным тоном ответила Анна Олеговна.
– А, ну да...
– смущённо протянул я.
– Остаточное действие блокаторов. Память полностью восстановится в течение суток.
– уточнила Анна Олеговна.
Глава 9
Дежавю
Я, Лена, Медвежонок, Оля сидели за столиком в уютном закутке в глубине кафе. Мы ждали завкафедрой, он хотел сообщить нам что-то важное и заодно выслушать, что за странный эффект, вызываемый погружением, мы обнаружили.
Завкафедрой сел в свободное кресло.
– Всем привет! Первый вопрос, почему мы здесь, а не у Анны Олеговны?
– спросил завкафедрой.
– Мы так решили. Как-то не хочется при ней обсуждать вопросы этики.
– ответил я.
– Ладно, как хотите.
– продолжал завкафедрой, - Итак, нас ожидает этап, где мы попробуем внести изменения в личность человека во время погружения. Москва даёт полное добро, все морально-этические припоны сняты. Если человек потерял ногу и ему сделали протез, то он, как организм стал другим, но юридически ничего не поменялось. Или, например, если кто-то картавит и его отправляют к логопеду, то занятия с логопедом меняют личность человека, и, вроде, никто не против. В части сознания и подсознания всё тоже самое, разницы нет. Мы просто делаем небольшую коррекцию дающую возможность этому человеку в будущем не сходить с ума и не совершать глупостей. Личность человека не статична, она постоянно меняется под воздействием поступающей информации. Мы просто впервые используем не слух и зрение для передачи информации, а непосредственно залезем в голову и подкрутим там пару винтиков.
– сказал завкафедрой с улыбкой и продолжил.
– Мы не можем быть уверены, что всё будет хорошо, но мы можем что-то делать. Вы же знаете, что человечество стоит на распутье - либо смерть, либо деградация, либо прыжок в неизвестность. Если спросить у любого человека, что он выберет, то 99% ответят, что прыжок. Но как только мы переходим от философского конструкта к реальности, то тут у думающей части человечества начинают глючить мозги и большинство хотят либо умереть, либо деградировать, а меняться не хотят.