Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994–2004 гг.
Шрифт:
– Мы стену укрепляем между комнатами. Стена разбита.
Через десять минут возвращается Золина с ведром.
– Еще! – говорит. – Мне надо еще!
Мы отказали. Она обиделась. Мужу нажаловалась. Мол, они нас пустили в “свой” подъезд, а мы, наглые твари, не отблагодарили.
В тот же день Джим встретил во дворе мою маму и говорит нагло:
– Хватило вам алебастра?!
Мама отвечает:
– Хватило!
Не хотелось из-за своего добра ссориться. Мама хотела уйти. Да не тут-то было! Джим заявил:
– Я дал жене денег. Она съездила на рынок и
– Вот и хорошо! – отвечает мама. – У нас на автобус денег нет. И на хлеб. Ремонт в квартире требуется большой.
№ 2. В квартире человека, куда мы перешли жить, стояла ванна. Печь и колонку Джим продал скупщикам краденого, а ванну – не успел.
Пришел хозяин квартиры. Попросил Джима сохранить ванну. Сосед пообещал. Но в тот же день явился к нам, сказал: “Ванна здесь моя!” И унес ее к себе. Семья Нуры из любопытства сразу явилась.
– Где ванна? – нас спрашивают.
Он пропил эту ванну на другой день. Нас подставил. Нет, не будет нам здесь покоя! К нам, на второй этаж, забраться нашим же соседям – легко. Поэтому мы поставили всюду железные решетки. Вбили в края балкона гвозди, чтобы те, кто полезет к нам, поранили руки. И еще я спрятала канат на балконе – чтоб самим можно было спуститься по нему – на случай, если ворвутся в дверь. Входная дверь слабая. На помощь звать некого.
Во дворе живут две чеченских семьи. Их близкие родственники и друзья расселились рядом, по целым чужим квартирам и частным домам. Мы одни.
Всем нравится наш старинный книжный шкаф. Джим уже требовал его себе. Говорил: куплю или заберу так. Но мы не отдали. Попутно соседи заглядываются и на два коврика. Пятиметровый ковер вынесли, а эти, маленькие, остались. Обиженный за алебастр Джим в хорошем подпитии громко рассуждал, что я не мусульманка. А мусульманин у меня один дед.
Только вчера последний кусок нашего хлеба я отдала его беременной жене. Больше у нас нет ни денег, ни хлеба. Просто мама сказала, что женщине в положении ни в чем отказывать нельзя!
Читала Мережковского “Тутанхамон на Крите”, о жрице Дио, и “Юлиан отступник”. Когда я прочла, как христиане разбили храм языческих богов и убили ребенка, я заплакала. Вообще плачу я редко. Юлиан дал обещание заботиться о ребенке умирающему старику, который не видел, что мальчик уже мертв. Я знаю, чего стоит давать обещание умирающим. Мне понятна вера цезаря в языческих богов. Он просто увидел, каково новое “гуманное” движение.
Мы похоронили маленького кота. Мир ему! Он нашел и съел что-то несъедобное, сильно болел.
Людей честных, справедливых, смелых почти не осталось вокруг. В скорбном хаосе, невежественном и злом.
Сегодня мимо наших окон движутся какие-то военные колонны. До встречи! Целую тебя, Дневник!
Люди из семьи Нуры убили нового кота Лины. Вместе сплетничают против нас. Вместе воруют. И одновременно ненавидят друг друга. Мама права: жить в мире лжи и раздора – хуже, чем погибнуть от бомбы.
Будур
24.08.
Написала
“Это письмо из города Грозного.
Я – Полина, дочь Елены, вашей давней подруги и одноклассницы. Пишу вам о нашем отчаянном положении. Дом наш разбит. Бумаги на компенсацию (говорят, за квартиру она положена) не можем оформить – денег нет. Скитаемся. У мамы был инфаркт. Я сама делаю ей уколы. Имущество наше почти полностью украдено и уничтожено.
Я была ранена осенью 1999 г. на рынке. Гуманитарную помощь мы не получаем, так как не подходим по “категориям” нуждающихся в ней. Справки об инвалидности маме тоже не можем сделать, чтобы оформить пенсию по инвалидности. В войну часть документов пропала. Я закончила 9 классов. У меня три отметки “хорошо”, остальные – “отлично”! Я продаю на рынке свои старые книжки, но это мало что дает. Со школы едой помогают учителя и директриса.
Самое главное было бы для нас выехать из Грозного с остатками вещей, так как отношение к людям с русскими фамилиями все более жестоко. Что бы вы нам посоветовали? Может быть, где-нибудь принимаются на работу люди из Чечни и им предоставляется комната? Ответьте нам, пожалуйста. Грозный, главпочтамт, до востребования”.
Подумала и поняла – не отправлю. Никто не может мне помочь. Никто.
П.
28.08.
Сосед Джим ежедневно пьет водку. Вчера он устроил ночной концерт. Громко орал, что мы – “русские твари” и нас давно пора зарезать, а он – умеет! Мы записали его голос на дедушкин диктофон. Утром мы пошли к его маме и братьям.
Мать и сестра Борзовы бежали к Джиму со скандалом. “Сынок” и “братик” их прогнал. Грубо вытолкнул из своего жилища. На наших глазах пихнул ногой мать, старую чеченку! Тогда к нему пришел серьезный брат-каратист. Джим сразу затих. От страха.
– Его против нас подбивал сынок Нуры – Резван, – пояснила моя мама. – Я лично слышала!
Аладдин! Почему я без тебя? Ты – в темнице? Сам нуждаешься в помощи?
Я буду держать оборону! Хотя мне все чаще хочется, чтобы пропало все, весь наш мир, чтобы столкнулись галактики, планета сошла с оси и все исчезло, рассыпалось и превратилось в пыль.
По фамилии многие принимают нас за русских людей. Но разве это можно рассчитать? Мать моей мамы – армянка. Отец моей мамы – донской казак. Мать моего отца – польская еврейка. Отец моего отца – чеченец. В родословной мамы были татары, грузины, осетины, армяне, украинцы, черкесы. В родословной отца – французы, испанцы, поляки, чеченцы. Кто по каплям вычислит состав моей крови? Прабабушка Юля-Малика часто повторяла: “Мы – кавказский народ!”, “Мы – люди мира!”
Будур
31.08.