Муравейник
Шрифт:
«Уже хорошо», – подумала я, придвинула табуретку к столу, села и принялась ужинать.
На улице уже было темно, но окна никто не зашторил. В комнате горел свет. Яркая лампочка болталась на проводе без люстры и слепила мне глаза. На тахте, не удосужившись снять одежду, лежали в обнимку мама с папой.
Перекусив, я на цыпочках подошла к родителям и укрыла их одеялом. Затем закрыла шторы и начала прибирать на столе. Какая-то пустая бутылка выскользнула из моих рук и вдребезги разбилась о деревянный пол, издав пронзительный звон. Громкий звук разбудил отца.
– Како-о-го,
– Прости, пап. Это я – Лоя, – с сожалением в голосе ответила я. – Не хотела тебя будить, – я присела на корточки и начала собирать осколки стекла. – Думала немного убрать на столе, но похоже, теперь придется еще вымыть пол – он весь провонял водкой.
– Индюк тоже думал! – пьяный отец разговаривал со мной грубо. Он попытался встать с кровати, но безуспешно – его качало из стороны в сторону. – Ик, ик… Включи свет, ик! – приказным тоном выкрикнул он. – Глаз же можно выколоть в этой кром… ик, кромешной тьме.
– Лампочка горит, – обиженно ответила я ему, и на моих глазах выступили слезы.
Отец уперся локтями в ноги и приложил ладони ко лбу, чуть посидел… Затем стал массировать пальцами свои виски.
– Голо-о-ва, ик, раскал… рас-кал… раскалывается, – еле выдавил он из себя невнятно. – Ик, му… мушки перед глазами…
«Меньше надо пить», – подумала я, но вслух решила мысль не произносить.
– Ды-шать, ик, дышать тяжело… – сказал отец, резко наклонился вперед и его вырвало. Голова перевесила, он потерял сознание и упал прямо в свои испражнения.
Меня начало мутить. Я растерялась и побежала к телефону. Руки тряслись и предательски не попадали в дырочки круглого циферблата. Раз за разом я сбрасывала и начинала сначала. Через пару попыток у меня все-таки получилось набрать нужный номер. Долгие гудки – такие длинные, как никогда раньше.
–Ту-у-у-у, ту-у-у-у, ту-у-у-у… – уныло доносилось из телефонной трубки.
– Мне совсем не страшно, мне совсем не страшно, мне совсем не страшно… – я снова напевала себе под нос эту дурацкую песню, как вдруг на другом конце провода ответили.
– Алло, – раздался сонный голос бабушки.
Я молчала.
– Алло, я вам говорю! Кто это?
Я разрыдалась… Пыталась издать хоть какой-то звук, но мои всхлипы заглушали телефонную линию.
– Лоюшка, это ты? – разволновалась бабушка. – Что-то случилось?! Дорогая, пожалуйста, постарайся успокоиться и рассказывай, – попросила она меня.
Я вытерла рукавом мокрое лицо и посмотрела на свою руку – та все еще дрожала.
– Что-то случилось с папой, – промямлила я. – Они с мамой выпили… Я убирала на столе… Потом он проснулся и разозлился, что я разбила бутылку… – я втянула в себя сопли.
– Он тебя ударил?! – бабушка переживала не меньше меня.
– Нет, – ответила я, продолжая лить слезы. – Он сказал, что не может дышать и что-то про голову… – вспоминала я. – Потом папу вырвало, он отключился и упал на пол.
– Боже праведный, – бабушка вздохнула и умолкла.
– Ба, что мне теперь делать?
– Буди маму! – от испуга она прикрикнула на меня.
– Не
– Тогда разбуди соседей и вызови скорую, – быстро протараторила она. – Только, Лоя, никуда не уходи из дома! Я куплю билет на ближайший самолет, завтра прилечу и заберу тебя.
Свое обещание бабушка сдержала. Только вот сразу в Анапу мы не уехали.
В тот день собутыльники отравили моих родителей метиловым спиртом. Мама умерла мгновенно, но папа этого не понял – как и я, он думал, что она просто крепко спит. Сам же отец отделался слепотой. Врачи вовремя сумели очистить его желудок и кровь от яда, чем спасли ему жизнь. А возможно, папе просто повезло, поскольку метиловый спирт он пил вперемешку с обычной водкой. Маме же хватило нескольких стопок, потом она крепко заснула.
Все случилось тогда, когда отец продал своим новым друзьям нашу квартиру. Крупной суммы денег милиция в вещах моих родителей так и не нашла. Хотя бабушка полагала, что они просто присвоили все себе. А может быть, папа сам спустил все в тот же день или денег и не было вовсе. Догадок у нас было много. Но какая из них – правда, мы так и не узнали.
Потом были мамины похороны, суды и много бумажной волокиты с документами. Папу лишили родительских прав, бабушка оформила опеку надо мной, и мы уехали с ней жить в Анапу.
Тогда из книг я много узнала о метиловом или, как его называют, техническом спирте. Оказывается, по цвету, запаху и вкусу его сложно отличить от этилового – того, который есть в алкоголе. Поэтому пьющие люди часто травятся этой дрянью и иногда умирают. Когда метанол попадает в желудок, он быстро всасывается и превращается в муравьиную кислоту и формальдегид. Они-то и вызывают интоксикацию.
Не знаю, зачем я читала всю эту ерунду. Наверное, меня тяготило чувство вины за смерть матери. Ведь если бы я вызвала скорую помощь сразу, возможно, ее, как и папу, удалось бы спасти. Временами я прижимала к груди своего плюшевого мишку и горько рыдала, потому что скучала по ним. Иногда, напротив, ощущала ненависть к родителям за то, что они не заботились обо мне, как должны были, втянули меня в эту историю и бросили на произвол судьбы. Я думала, как странно люди распоряжаются своей жизнью, предаваясь смертельным зависимостям и расплескивая ее без остатка. Почему, оступившись однажды и осознав свою ошибку, они продолжают идти протоптанной тропой? Почему не меняют направление, не сворачивают, не выбирают другую дорогу в этом огромном муравейнике, избегая опасностей? Тогда у меня было много вопросов, ответы на которые я так и не нашла.
Единственным проблеском света в этой истории было то, что я стала жить с бабушкой на Черном море, как всегда и хотела, – подальше от всех этих безумств и безрассудства окружающего мира.
Глава
III
Анапа, 1999–2000 годы
Осень я встретила в новой школе – красивой, большой, с хорошим ремонтом и охранником при входе. Старая школа с ней и рядом не стояла. На юге в это время был бархатный сезон: еще тепло, но изнуряющей жары уже нет.