Муравьиный Бог
Шрифт:
— Понятно, — присел рядом Женька, — он отказался.
Директор школы вошёл в квартиру без стука. В руках у него была какая-то бумажка.
— Что? — привстала Ирина из-за стола.
— Женя, — обратился он к Женьке, минуя Ирину, — папа умер.
— Его расстреляли? — сглотнул воздух Женька.
— Нет, сынок, его не расстреляли! — обнял Женьку за плечи директор, и добавил совершенно необычную для него фразу, — Его Бог прибрал. Вот, телеграмма и официальный диагноз: — «Инсульт,
Отца кремировали, а урну с прахом боевые товарищи привезли в Нижневартовск. Попрощаться. Поминки справляли тихо, но два дня: то один из отцовских друзей зайдёт, то другой; ещё дня три офицеры похмелялись, банились в директорской баньке, а когда уехали, то оказалось, что урну, в суете, забыли за телевизором.
Женька не знал, что делать дальше с этой невзрачной коробкой, а Ирина, по случаю поминок, так запила, что толком ничего и не соображала.
Женька воспринимал всё происходящее, как сон. Страшный, бесконечно повторяющийся…
А тут еще случилась эта ночь.
Ирина долго не гасила свет и несколько раз уходила из дому — к соседям, за новой бутылкой. Наконец, когда Женькин мозг погрузился в спасительный мрак, он почувствовал, что рядом с ним шевелится что-то большое и жаркое. Женька попытался вскочить на ноги, но жар обрел очертания большого голого тела, и он услышал торопливый шепот Ирины:
— Ой, какой же ты сладкий… Весь в него… Ты теперь совсем большой и меня не будешь обижать, — Ирина суетливо сдернула с Женьки трусы. — Совсем большой…
Женька широко открыл глаза и увидел две огромные груди, упершиеся ему прямо в лицо. Машинально он обхватил Ирину за её большое, ещё крепкое тело…
Случилось.
Ни испуга, ни особого удовольствия Женька не испытал. Молодой организм чутко реагировал на инициативы пьяной бабёнки, и с каждым её новым наскоком ощущения Женькины становились всё острее и глубже.
Заснуть ему удалось только под утро, в это время года ничем от ночи не отличавшееся.
Проснувшись, Женька сразу поймал на себе испуганный взгляд протрезвевшей Ирины. Он не стал ничего говорить, торопливо собрался в школу — и вовремя. Буквально через пять минут под окном раздался сигнал автомобиля, и Женька выбежал из дому, натягивая на ходу шапку и рукавицы.
Из школы он пришёл пешком, чуть раньше обычного. Ирина просидела в своей комнате до глубокой ночи. Женька ворочался с боку на бок, пытался заснуть, пока не услышал странный звук из комнаты Ирины.
Он заглянул в её комнатку — Ирина выла, уткнувшись лицом в подушку.
Женька подошел и положил ей руку на плечо.
— Прости меня, прости, родимый! — развернулась к нему всем телом Ирина, и из её ночной сорочки непроизвольно вывалились две огромных самаркандских дыни. — Сука я, блядь, сволочь! Бог меня накажет, но
Женька, как завороженный, потянулся губами к запретному плоду…
Отец пришел поздно ночью.
Женька понял, что это он, и не хотел открывать глаза. Ему было стыдно. Можно было попытаться вскочить и побежать за помощью к маме… К маме?
Женька открыл глаза.
Ирина разбросала телеса по перине и счастливо храпела.
В её храпе была такая мощь, что ни один «Катерпиллер» не рискнул бы жалко тявкнуть рядом. Под переливы всхлипов и стонов Женька тихо собрался, выгреб из Ирининого кошелька всю наличность, взял из-за телевизора урну с отцовским прахом и вышел на улицу.
Сырой мороз залепил обе ноздри, и дышалось с трудом. В снежном крошеве мелькали люди-телогрейки и грохотали по кольцевой неутомимые самосвалы. Аэропортовский автобус Женька вычислил легко, и водитель, которому он махнул рукой, тут же затормозил и открыл дверь.
Автобус был служебный, возил в аэропорт лётчиков, механиков и прочую обслугу, многие пассажиры были Женьке хорошо знакомы.
— Сюда иди, — услышал он зычный голос и сразу признал в этом голосе Володю Андрианова.
— Кто рано встает, тому тёлка дает! — похлопал Андрианов по плечу Женьку и усадил с собой рядом на сидение. — Ты куда намылился? — шепнул он ему на ухо и строго поглядел Женьке в глаза.
Врать Андрианову было преступлением, и Женька признался:
— В Хиву.
— А, — понимающе кивнул головой Андрианов. — Там сейчас тепло. И дыни!
— Не в этом дело, — очень спокойно возразил Женька. — Мне надо отца похоронить, — он достал из сумки коробку и показал ее Володе: — Они урну привезли и забыли…
— Ни хера себе, — пробормотал Володя и, к вящему Женькиному удивлению, бегло перекрестился.
Они помолчали, а затем Андрианов вновь шепнул:
— А школа?
Женька молча пожал плечами.
— Ирина знает?
— Да, ну её на х-й! — совершенно по-взрослому отрубил Женька.
Володя внимательно посмотрел на парнишку и согласно кивнул головой:
— Возможно, ты и прав. Идеализм — это лёгкая стадия идиотизма, — произнёс Андрианов своё любимое изречение и многозначительно умолк.
Автобус подкатил к аэропорту, и все стали вываливаться из салона.
— Как же ты туда будешь добираться? — задумчиво переспросил Андрианов, глядя Женьке в глаза.
— Доберусь до Сургута. А там — на поезде до Ташкента, а дальше я дорогу знаю. Мы с отцом ехали из Ургенча в Ташкент.
— То есть, вопрос решен окончательно?
— Вы, дядя Володя, помогите мне — до Сургута! — вцепился в рукав лётной курточки Женька.
— Не суетись под клиентом, — буркнул Андрианов и высадил Женьку в мороз.