Мурка, Маруся Климова

Берсенева Анна

И людный Цветной бульвар, и обычно шумная Трубная площадь сейчас, на переломе дня и вечера, были совсем пустынны. Очень уж плохо располагала к прогулкам промозглая, слякотная мартовская погода. Маруся сидела на остановке в полном одиночестве и, несмотря на судорогу, которая свела мокрую ногу, с замиранием сердца прислушивалась к шороху крыльев у себя в душе. Бабочки не обращали внимания ни на ногу, ни на погоду и никуда не улетали.

– Ну что, работаем? – вдруг услышала она и, вздрогнув, огляделась.

Непонятно

было, к кому могут относиться эти слова. Маруся, дрыгающая ногой, явно никакой полезной работы не совершала. А между тем милиционер, вышедший из бело-голубых «Жигулей», так же явно обращался к ней. Он зашел под козырек остановки и, упершись рукой в столб, смотрел на Марусю. Несмотря на то что он о чем-то ее спрашивал, лицо его не выражало никакого интереса к какому бы то ни было ответу. Выражение небрежной вялости было на этом лице главным.

– Кто работает? – удивленно спросила Маруся.

Легкие крылышки встрепенулись последний раз и затихли. Бабочки не могли порхать при таких вот скучных людях, поэтому Марусе очень сильно захотелось, чтобы эти люди – к первому милиционеру подошел уже и второй – как можно скорее исчезли.

– Видишь, сержант, – обратился первый милиционер ко второму, – какие девки пошли непонятливые. Кто-кто... Конь в пальто! Ты, спрашиваю, работаешь?

Теперь его голос прозвучал уже не вяло, а грубо, и таким же грубым, а вернее, жестким сразу стало лицо.

– Я? Вообще-то да, – удивленно пробормотала Маруся.

Все-таки она не понимала, какое дело этим милиционерам до ее работы.

«Может, они в цирке меня видели? – совсем уж глупо мелькнуло у нее в голове. – Да ну, я же не на манеже еще!»

– Не непонятливые они, а наглые без меры, – зло и весело произнес второй милиционер. – Мало их, блядей, гоняют в хвост и в гриву. Расселась тут как дома – рабо-отаю!.. – передразнил он. – На субботничек бы тебя поставить, живо б нахальства поубавилось.

Тут только до Маруси наконец дошло, что милиционеры приняли ее за проститутку.

– Я... не здесь!.. – воскликнула она. – Я совсем не то!..

Может, если бы все это случилось в какой-нибудь другой день, Маруся смогла бы сказать что-нибудь более разумное. Не с луны же она, в самом деле, свалилась, не впервые милиционера увидала! Но все, из чего состояла последнее время ее жизнь – манеж, Тяпа, грим, бабочки, – было так далеко от того, что вдруг, ни с того ни с сего, стало происходить с ней в эту минуту, что она просто растерялась.

– Я не такая, я жду трамвая, – хмыкнул первый милиционер. – Паспорт показывай, чего фонари вылупила?

И тут Маруся почувствовала, как жгучая, злая обида заливает все у нее внутри – там, где только что трепетали разноцветные крылья. Она ведь и сама каких-нибудь полчаса назад думала, что глаза у нее стали как лампочки, и пыталась угадать, почему это так, и обрисовывала их гримом, чтобы они были посмешнее.

И вдруг о том же говорит ей какой-то злобный посторонний человек, и говорит так, что это звучит оскорбительно!

– Почему вы так со мной разговариваете? – дрожащим от обиды голосом произнесла Маруся. – Почему вы решили, что я... что...

– Да у тебя на лбу написано, что ты, – оборвал ее сержант. – И цена там же проставлена. Так как насчет паспорта?

– У меня с собой нету, – растерянно ответила Маруся. – Я забыла...

Она только теперь сообразила, что из-за своего блаженного состояния вышла из цирка без сумки. Непонятно, на какие деньги она собиралась посещать интернет-кафе: кошелек, ясное дело, тоже отсутствовал.

– Кто бы сомневался. – На лицо первого милиционера вылезла довольная улыбка. – Сама откуда? Украина, Беларусь, Молдова?

– Из Подмосковья. Ближнего.

– У вас и Тамбов ближнее Подмосковье. Ладно, Андрюха, чего с ней время терять? Давай ее в машину, разберемся.

– Но я правда из Подмосковья! – воскликнула Маруся; голос прозвучал дурацким писком. – У меня паспорт совсем рядом. В цирке!

– Ты и сама, может, из цирка? – захохотал сержант. – А что, за обезьяну сойдешь. Вот и посидишь у нас в обезьяннике, пока личность установим. Заодно и на общественных началах поработаешь, не все ж деньги драть с трудящихся мужиков.

С этими словами он взял Марусю за рукав куртки и потащил к машине. Сопротивляться было так же бесполезно, как и звать на помощь. Хватка у сержанта была крепкая, а редкие прохожие нисколько не интересовались разборкой милиционеров с проституткой.

Маруся сжала зубы и, чувствуя, что все у нее внутри холодеет, как будто она провалилась в снежную кашу не по щиколотку, а по самую макушку, пошла к милицейской машине. Правда, она все-таки попыталась схватиться за открытую дверцу, но это ей, конечно, не помогло. Сержант коротко ударил ее по пальцам ребром ладони. Маруся вскрикнула.

– Куда девушку сопровождаете, сержант? – вдруг услышала она у себя за спиной.

Рука, державшая ее за плечо, сразу разжалась, и Маруся подумала, что, будь она сержантом, тоже сразу разжала бы руку. Очень уж уверенно, по-командирски прозвучал этот голос.

Впрочем, милиционеры опешили на полминуты, не больше.

– На кудыкину гору, – с ленивой угрозой протянул второй – кажется, лейтенант. – Езжайте, гражданин, не задерживайтесь.

Гражданин обратил на его угрожающий тон не больше внимания, чем на ворчанье облезлого голубя, бродящего рядом со скамейкой. Он обошел свою машину – Маруся и не заметила, когда эта синяя «Тойота» подъехала к остановке, – и остановился в полушаге от милицейских «Жигулей». По дурацкой своей привычке замечать в минуты волнения исключительно глупости Маруся заметила, что он одет в какой-то по-начальственному дорогой костюм.