Мурманский сундук.Том 2

Любопытнов Юрий Николаевич

— Уж на что тихий, а никто его не окрутит. И я была бы рада, если б кто окрутил. Как он без меня будет? Изба вон, как стог. Одному лихо жить…

Коля посапывал тихонько в обе ноздри и не собирался жениться. В штамповке он считался лучшим оплавщиком бус.

И вот его Лыткарин решил привлечь к участию в хоре тем способом, о котором рассказал Казанкину. Первым делом он начал с того, что, отведя Соньку в сторону, сказал ей о чувствах Коли. Он ожидал, что Сонька закричит на него, заругается и убежит. Но она покраснела, как рак, тихонько ойкнула

и, схватив Сашу за рукав, спросила:

— Он сам тебе об этом говорил? Или ты разыгрываешь меня?

Саша не изменился в лице.

— Я похож на обманщика? — спросил он Тришину.

— Нет, — ответила она, во все глаза глядя на Лыткарина.

Он тоже в упор посмотрел ей в глаза и важно ответил:

— Прямо не говорил, но… Ты сегодня в котором часу идёшь домой?

— Сразу, как закончу работу.

— Мы будем ждать тебя. Я, Васька и Коля. А ты жди нас. Без нас не уходи.

А Казанкин тем временем обрабатывал Колю. Не напрямую, а обиняками. Потому что, если сказать прямо, ничего путного не выйдет — Коля по-тихому смотается, только его и видели. Поэтому к нему надо было подходить с великой осторожностью, чтобы не спугнуть.

Когда Коля стал собираться домой, натягивая свой знаменитый бушлат, к нему подошёл Казанкин:

— К станции? — спросил он его, как бы невзначай, широко зевая

— Домой, — ответил ничего не подозревавший Коля.

— Тогда пойдём вместе.

Когда они вышли из штамповки, слегка вечерело. Но огни на фонарях ещё не зажигались. Была такая пора: ни день, ни вечер. Не шумят машины, стихают голоса на улицах, всё как бы немеет, погружается в лёгкую дремоту, не замолкают только бессонные электрички да тяжёлые товарные составы, проносящиеся с грохотом мимо станции.

Было свежо. Васька плотнее завернулся в свою лёгкую куртку. Завернув за угол, он увидел Сашу и Соньку, медленно идущих впереди. Коля Мячик, ничего не подозревая, вышагивал рядом с Казанкиным. Когда они догнали Лыткарина и Тришину, Васька взял на всякий случай Мячика под руку:

— Притормози! Куда разбежался!

— А, Мячик! — сделал удивлённое лицо Лыткарин. — Домой?

— Куда же? — Мячик посмотрел на Сашку, на Соньку, но ничего не заподозрил.

— Ты не спеши, — сказал Лыткарин. — Погода хорошая. Вот познакомься! Это Соня Тришина.

Сонька протянула пухлую руку. Мячик пожал её.

— Я знаю.

— Откуда знаешь? — спросила Сонька и зарделась.

— В нанизке видал…

Они шли мимо пристанционного сквера.

— Пойдём, посидим, — предложила Сонька, взяв Мячика под руку.

— Мне надо домой, — хотел отказаться Мячик.

— Пойдём, пойдём! — Васька крепко держал его под руку с другой стороны и почти силком привёл и посадил на лавку.

— А вот там мой дом — указала Сонька вдаль, где около откоса в сгущающейся темноте серел крашеный суриком выцветший дом, низенький, с палисадничком.

Ребята посмотрели в ту сторону.

— А тебе далеко, видно, ходить? — спросила она Мячика, дотрагиваясь

до его руки.

Коля не спеша ответил, что для бешеной собаки семь километров не крюк, но было видно, что Сонькины расспросы ему понравились.

Минут через двадцать после незначащих разговоров Лыткарин незаметно подмигнул Казанкину:

— Мы пойдём в «козел» за сигаретами сходим, — сказал он, — пока магазин не закрылся. Курить нечего.

— Мы скоро, — заверил Васька Мячика, видя, что тот всколыхнулся, собираясь составить им компанию.

— Мы не прощаемся, — сказал Лыткарин Тришиной. — Вы подождите нас.

Они удалились, идя по направлению к продовольственному магазину, который находился за полотном железной дороги и который в обиходе прозвали «козлом» по фамилии первых продавцов, осваивавших торговую точку.

Скрывшись за кустами, они громко рассмеялись и повернули налево, идя вдоль линии.

— Ты как думаешь, — толкнул Лыткарин приятеля, — сколько времени Коля просидит с Сонькой.

— От силы минут двадцать будет ждать нас. А когда поймёт, что мы не придём, тотчас же убежит.

— Сегодня уйдёт, завтра не уйдёт. Его Сонька обломает. Помяни меня. Самое страшное для Коли знакомство, оно — позади.

Шутя и смеясь, они шли вдоль насыпи и смотрели, как на небе, одна за другой, загорались звездочки. От Пажи поднимался лёгкий туман. Светящейся лентой мимо пронеслась электричка, сдувая с откоса жухлые листья.

13.

Неожиданно засорился мазутный трубопровод. Дежурным был Ермил. Он отключил печь, поискал в ящике и взял газовый ключ.

— Ты чего хочешь делать? — спросил его Колосов.

— Трубу посмотреть. Чего слесаря ждать. Вот тут вентиль закроем и эту часть снимем. Потом муфту открутим и посмотрим, в чём дело.

— Делай! — разрешил Колосов.

Ермил стал откручивать муфту. Сначала она не поддавалась, ключ соскальзывал. Но вскоре, как сказал мастер, «зажевало», и муфта стронулась.

— Осторожно, не облейся, — говорил Колосов, внимательно наблюдая за действиями подчинённого. — Давно говорил Родичкину, чтобы заменили патрубок. Смотри, видишь вмятину, там и застревает всё. Кусок толя попал — и пиши, пропало — не пойдёт мазут. А нынче он густой. И слесари, право, такие лодыри, говоришь, а бестолку, что об стенку горох. Еле-еле разворачиваются, день прошёл и слава Богу! Открутил? И что там?

Ермил подобрал с земли тополиную ветку и просунул в трубу. На землю упал толстый чёрный ошмёток.

— Что это? — спросил Колосов. — Пенка мазута что ли?

— Бумага, — ответил Ермил. — Она мешала.

Колосов облегчённо вздохнул:

— Теперь пойдёт. Закручивай!

Ермил наживил муфту, завернул до упора и открыл вентиль.

— Порядок. Можно работать.

Мастер ушёл. Ермил вытирал руки ветошью, когда сильно скрипнула дверь, выходившая во двор, и появилась тётя Женя — вахтёрша.