Мурманский сундук.Том 2
Шрифт:
Николай так и сделал, но ничего не обнаружил.
Афанасий был в недоумении. Нерешительность и обескураженность были написаны на его лице.
— Зачем этому Петрухе нас вводить в заблуждение, — пробормотал он. — Ищи лучше. Там что-то должно быть.
Николай оттащил в сторону ещё два мата, два верхних отогнул и просунул глубоко руку, стараясь ощупать стену.
— Здесь в стене какое-то углубление, — сказал он, поднимаясь с колен.
В мгновение ока, несмотря на раненую руку, Афанасий был рядом с ним.
— Углубление, говоришь! — горячо
— Вот здесь. Можешь просунуть руку?
— Да, ты прав, — сказал Афанасий, шаря здоровой рукой по стене под матами. — Давай в сторону оттащим ещё несколько матов?
— А если кто заглянет?
— Если мы будем трепыхаться и бояться, просидим здесь сотню лет.
Когда они выполнили задуманное, обнаружили дверной проём.
— Теперь ясно, что нам хотел сообщить Петруха, — сказал Афанасий. — Здесь дверь, и помощь придёт отсюда.
— Но дверь заложена донизу.
— Так Петруха подсказал — освободите дверь.
— Значит, надо отодвинуть эти маты от стены.
— Так точно, начальник Чукотки, — весело рассмеялся Афанасий. — И это надо делать не медля ни секунды, ибо неизвестно, когда придёт Петруха.
— Но до ночи он наверняка не придёт, — предположил Николай.
— И тем не менее надо спешить.
Сергея оставили на старом месте — наблюдать за входной дверью, откуда могли нагрянуть охранники, а Николай с Афанасием решили отодвинуть штабель от стены, но это не удалось. Перекладывать войлочные «ковры» было опасно — в любую минуту могли нагрянуть охранники.
Размышляли недолго. Маты, чтобы куча не разваливалась, были уложены особым способом, как делают кирпичную кладку, с заходом один на другой. Поэтому они с трудом выдернули снизу два мата и положили их наверх. В образовавшуюся нишу можно было пролезть ползком. Но она была слишком мала. Вытащили следующие два мата. В отверстие попытался протиснуться Николай. Он лёг на пол и стал втискиваться в нору, образовавшуюся между стеной и матами. Это ему удалось.
— Можно пролезть к двери, — сказал он, вылезши, — если её откроют.
— Может, ещё мат вытащить? — предложил Афанасий.
Николай не успел ответить, сильно закашлялся Сергей. Они в мгновение ока свернули один мат и заложили отверстие. Но это была ложная тревога — Сергея напугал шум, раздавшийся по ту сторону двери, видимо, менялась смена караула. Когда опять наступила тишина, он шёпотом спросил Афанасия:
— Ну что у вас?
— За матами дверь ведущая наружу.
— Значит, Петруха не зря поводил бровями в тот угол?
— Не зря. Оттуда нам надо ждать помощи. Только надо лаз расширить, чтобы мы могли выползти…
Приблизительно с час ушло на то, чтобы расширить нору. Когда это было сделано и заметены следы выполненной работы, они улеглись под баскетбольным щитом. Стояла тишина. Охранники не беспокоили пленников, никто их не вызывал, никто не приходил.
— Может, мы ошибаемся насчёт Петрухи? — спросил Сергей, самый недоверчивый из всех троих. Он заметно нервничал в ожидании предполагаемого побега.
—
— Что была сам видел.
— Так что ещё нужно?
— Возможно, это провокация…
— Опять ты за своё… Хватит, Серёжа, панику сеять, — одёрнул друга Воронин. — Кому выгодно нас дурачить?
— Всё может быть.
После своих кощунственных слов Сергей стал ещё мрачнее.
Афанасий глубокомысленно заметил:
— Что касается Петрухи, он у меня не вызывает подозрений. Николай прав: что мы теряем, если даже это и провокация? Несколько размялись, перекладывая маты. Физический труд укрепляет мышцы, — рассмеялся он и откинулся на мат. Но его поза говорила, что Афанасий до сих пор не уверен в правдивости слов записки — червь сомнения глодал и его душу.
Настроению друзей поддался и Воронин, доселе свято веривший оброненной Петрухой записке.
Глава пятая
Побег
Время тянулось медленно. За окнами быстро потемнело, иногда посверкивало — надвигалась гроза. Ужина не приносили, и это вызывало беспокойство у пленников, не из-за того, что они были голодны, а из-за того, что не появлялся Петруха, который мог сообщить им дальнейшую информацию.
Часов около десяти дверь открылась и показался Петруха. Провозя тележку мимо Афанасия, тихо пробормотал:
— После двенадцати…
— Ты чего там бормочешь!? — прикрикнул охранник, услышавший тихо произнесённые слова, но не поняв их значения.
— Путается тут под ногами, — ответил Петруха и ногой пнул лежавший у прохода мяч.
— А ты рули, выкручивай колёса, — рассмеялся охранник, наблюдая за происходящим.
— Рули, рули, — огрызнулся Петруха. — Вам бы всё ржать, быки откормленные…
Он поставил тележку, как и в прошлый раз на середину просторного зала, и молча удалился. Забрав минут через двадцать тележку, он побарабанил пальцами по своим часам на руке, видимо, подчёркивая, чтоб не спали и ждали, и медленно покатил столик к двери.
Пленники прилегли на маты. За стеной было тихо. За окнами озярялось небо, но грома не было слышно, то ли гроза была слишком далеко, то ли толстые стены спортивного зала поглощали раскаты. За дверью раздались приглушённые голоса, видно, менялись караульные. Пленники уже знали своих стражей в лицо и даже имели представление о характере каждого. Их охраняли четверо, сменяясь каждые шесть часов. Из всех четверых самым паскуднейшим был Волдырь, проверявший заключённых через час, а то и чаще. В зале на ночь свет не гасили. Когда пленники спали, он отпирал дверь и просовывал голову, ошаривая глазами помещение, иногда входил, втягивал шумно носом воздух, как собака ищейка, и нарочито пересчитывал всех троих, тыкая в каждого пальцем, и ехидная гримаса перекашивала бескровное лицо: