Мусаси

Ёсикава Эйдзи

– Учитель, я поступил так, чтобы заманить Кодзиро.

– Именно это я и называю трусостью. Если ты хотел драться с Кодзиро; почему не пошел к нему домой и не вызвал его на бой? Почему не послал ему письменный вызов? Почему открыто не заявил о причине вызова? Нет, ты придумал хитрость, дабы заманить Кодзиро сюда и всем вместе напасть на него. А как поступил Кодзиро? Он явился сюда один и встретился со мной. Он отказался иметь дело с трусом и вызвал на поединок меня, потому что учитель отвечает за своих воспитанников.

В

додзё повисла мертвая тишина.

– Простите меня, – прошептал Тораноскэ.

– Выйди вон!

Тораноскэ опустился на колени.

– Желаю вам доброго здоровья, учитель. Благополучия всем вам.

Тораноскэ побрел из додзё.

– А теперь я покидаю вас и мирскую жизнь, – произнес Тадааки подавляя рыдания. – Не горюйте обо мне! Настал ваш день. Пришло ваше время защитить славу школы. Будьте скромны, не жалейте себя и совершенствуйте свой дух!

Тадааки вернулся в комнату для гостей, лицо его было непроницаемым.

– Я исключил Хамаду, – сказал он Кодзиро. – Я посоветовал ему уделить серьезное внимание самурайской дисциплине. Я распорядился освободить старую женщину. Она уйдет с вами?

– Прекрасно. Женщина пойдет со мной, – ответил, вставая, Кодзиро. Поединок так утомил его, что, казалось, он вот-вот упадет.

– Подождите, – проговорил Тадааки. – Давайте выпьем и забудем прошлое. Омицу! – хлопнул в ладоши Тадааки. – Принеси сакэ!

– Спасибо, вы очень добры, – улыбнулся Кодзиро и лицемерно добавил: – Теперь я понял, почему так знамениты Оно Тадааки и стиль Ито.

«Если наставить его на правильный путь, весь мир будет у его ног, – подумал про гостя Тадааки. – Неправедный путь превратит его в нового Дзэнки».

В застольном разговоре упомянули имя Мусаси. Кодзиро узнал, что Мусаси собираются включить в группу избранных фехтовальщиков, тренирующих сёгуна. Кодзиро не ожидал такой неприятности. Он сразу же заторопился домой.

Через несколько дней Тадааки исчез из Эдо. Он снискал себе репутацию прямодушного человека и безупречного воина, но ему не хватало политической гибкости Мунэнори. Народ так и не понял поступок Тадааки. Зачем бежать от мира, если ты добился всего, чего хотел в бренной жизни? Поговаривали, что Тадааки после поражения в поединке с Кодзиро повредился рассудком.

Горечь бытия

Это был самый неистовый ураган, какой видел Мусаси в своей жизни. Иори печально смотрел на испачканные листы книг, разбросанные среди развалин дома.

– Ученье кончилось, – произнес он.

Крестьяне больше всего на свете боятся два дня в году – двести девятый и двести двадцатый. Тайфуны, которые случаются в эти осенние дни, без остатка уничтожают урожай риса. Практичный Иори в предчувствии непогоды укрепил крышу и придавил ее тяжелыми камнями, но ночью ее сорвало. Утром они поняли, что дом починить нельзя.

Мусаси ушел на заре. Глядя ему вслед, Иори подумал: «К чему смотреть

на поля соседей? И так ясно, что они затоплены. Лучше бы у себя разобраться».

Мусаси вернулся в полдень, а часом позже пришла группа крестьян толстых соломенных накидках от дождей. Они благодарили Мусаси за то, что он помог лечить больных и отвести воду с полей.

– После таких ураганов между соседями обычно наступал раздор, ведь каждый хлопотал только в собственном хозяйстве, – сказал старый крестьянин. – Послушавшись твоего совета, мы работали все вместе.

К радости Иори крестьяне принесли провизию – маринованные овощи, сладости и рисовые лепешки. Иори усвоил еще один урок: если поработать на благо людей, то еда будет обеспечена.

– Мы вам построим новый дом, – пообещал один из крестьян и пригласил Мусаси и Иори временно пожить у него в деревне.

Вечером, когда все легли спать, Иори уловил доносившийся издалека бой барабанов.

– Слышите? – прошептал он, обращаясь к Мусаси. – Храмовые танцы исполняют. Странно, что их устроили сразу после тайфуна.

Утром Иори спросил у крестьян о вчерашней музыке.

– Оказывается, отсюда не так уж далеко храм Мицуминэ в Титибу, – сообщил он Мусаси.

– И что?

– Я хотел бы, чтобы вы взяли меня туда помолиться.

Мусаси озадачило неожиданное благочестие Иори, но дело вскоре выяснилось. Каждый месяц в храме Мицуминэ устраивали праздник с танцами. Звук барабанов, который слышал Иори, доносился из соседней деревни, где местные музыканты готовились к празднику.

Иори знал о красоте музыки и танца только по праздникам в синтоистских храмах. Он слышал, что танцы в храме Мицуминэ являют собой один из трех классических стилей, поэтому непременно хотел увидеть захватывающее зрелище.

– Пожалуйста, – умолял Иори. – Праздник длится дней шесть, за это время нам построят новый дом.

– Хорошо, я возьму тебя, – ответил Мусаси после недолгого молчания.

Иори подпрыгнул от радости.

– И погода чудесная! – воскликнул он.

Он попросил у хозяев коробку под провизию в дорогу, достал новые сандалии и скоро вновь стоял перед Мусаси.

– Вы готовы? – спросил он.

Тайфун оставил после себя бесчисленные лужи, но солнце светило ярко. Не верилось, что два дня назад здесь бушевала стихия. Над травой с клекотом носились сорокопуты.

Дорогу Мусаси и Иори преградила река Ирума, разлившаяся после тайфуна раза в три шире обычного. Крестьяне наводили временную переправу. Иори, пройдясь по берегу, сказал Мусаси:

– Попадаются наконечники стрел, я даже видел торчащую из земли верхушку шлема. Здесь когда-то происходила битва.

Подбирая кусочки металла, Иори вдруг отдернул руку.

– Человеческая кость! – крикнул он.

– Неси ее сюда, – приказал Мусаси.

– Зачем она вам? – спросил Иори, опасливо поглядывая на останки.