Мусаси
Шрифт:
– Я случайно встретил ее в деревне Микадзуки в Саё. В разговоре обмолвился о вас. Она обрадовалась.
– Вы сказали, где я живу?
– Да. Я подумал, что нет повода скрывать.
– Как устроилась Огин?
– Живет в доме родственника-самурая по имени Хирата. Она сказала, что очень хочет повидаться с вами и о многом рассказать. У нее какой-то секрет, сказала. Я все боялся, что она разрыдается от волнения. Там на дороге негде было написать письмо, но она просила передать, что ждет вас
Мамбэй помолчал.
– Она что-то знает о Мусаси.
Торговец собирался в Микадзуки на следующее утро и предложил Оцу пойти вместе.
Когда Мамбэй выходил из дома, незнакомый молодой самурай, который сидел на берегу, лениво пересыпая песок из руки в руку, пронзительно взглянул на него. Самурай лет восемнадцати был в щеголеватой одежде и в соломенной шляпе на голове. Пройдя несколько шагов за Мамбэем, он вернулся, чтобы еще раз взглянуть на дом.
Приход Мамбэя взволновал Оцу, но она, взяв колотушку, продолжила работу. Воздух звенел от перестука колотушек красильщиков и их песен. Ни звука не сорвалось с губ Оцу, но душа ее пела от любви к Мусаси.
Она верила, что узнает от Огин, где теперь Мусаси. Огин поймет ее женским сердцем.
Колотушка замерла в руках Оцу. Давно уже она не чувствовала себя такой счастливой. Море часто казалось ей печальным и суровым, но сегодня оно ласкало взгляд, а волны словно нашептывали ей слова надежды.
Повесив ткани на сушильный шест, Оцу с тоской в сердце вышла за ворота. Краешком глаза она заметила молодого самурая, прогуливающегося у воды. Оцу впервые видела этого человека, но что-то в нем привлекло ее внимание, хотя она не разглядела ничего, кроме птицы, подхваченной морским ветерком.
Торговец пенькой и Оцу вышли из деревни рано утром. Дорога была недальней, неутомительной для женщины.
– Простите, что я обременяю вас в пути, – извинялась Оцу.
– Никаких хлопот! Вы проворно шагаете.
– Я привыкла к путешествиям.
– Говорят, вы были даже в Эдо. Не ближний путь для женщины.
– Жена красильщика рассказала?
– Нет, в Миямото. Люди любят посплетничать.
– Как неприятно!
– Ничего подобного. Если вы кого-то любите, то это ваше дело, но мне кажется, что Мусаси – черствый человек.
– Вы ошибаетесь.
– Вы его не осуждаете?
– Во всем виновата я. Единственная цель его жизни – Искусство Меча и совершенствование духа, а я не могу с этим смириться.
– По-моему, вы на свой лад правы.
– А я считаю, что лишь мешаю Мусаси.
– Такова участь женщины, но я бы не хотел, чтобы моя жена слышала мои слова.
– Огин замужем?
– Не думаю, – ответил Мамбэй и предложил выпить чаю, чтобы прекратить разговор.
В
– Это и есть Микадзуки? – тревожно спросила Оцу. – А за горой Миямото?
Оцу слышала, что Осуги вернулась в деревню.
– Да-да, – с запинкой произнес Мамбэй. – Миямото по ту сторону горы. Тянет в родные края?
Оцу окинула взором вершину хребта, четко очерченную на фоне вечернего неба. Окрестности казались пустынными.
– Немного осталось, – произнес Мамбэй. – Устали?
– Нет. А вы?
– Я привык к таким дорогам.
– А где дом Огин?
– Повыше на горе, – отозвался торговец, взглянув наверх. – Она вас поджидает.
Они торопливо миновали несколько домов. Путники обычно здесь делали привал. Местечко славилось своими дешевыми харчевнями. Вдоль дороги было несколько заведений, около которых слонялись погонщики лошадей.
– Нам надо еще выше, – заявил Мамбэй и, свернув с дороги, начал карабкаться по крутой лестнице, ведущей к местному храму.
Оцу почуяла неладное.
– Вы уверены, что мы не заблудились? Здесь нет домов.
– Не беспокойтесь. Отдохните пока на веранде храма, а я один схожу за Огин.
– Зачем?
– Забыли? Я вам говорил, Огин предупреждала, что в доме могут быть гости, и ваш внезапный приход поставит всех в неловкое положение. Ее дом по другую сторону рощи. Я мигом сбегаю.
Торговец скрылся под сенью темных криптомерии. Быстро темнело. Оцу охватил страх. Ветер шелестел сухими листьями.
За храмом раздался треск сучка. Оцу вскочила.
– Спокойно, Оцу! – раздался хриплый голос.
Оцу зажала уши ладонями. Несколько человек появилось из-за храма и среди них седая ведьма, которую Оцу боялась больше всего на свете.
– Спасибо тебе, Мамбэй, – проговорила Осуги. – А теперь заткните ей рот, чтобы она не кричала, и отведите в Симоносё. Живо! – Старуха говорила, как властительница ада, выносящая приговор грешникам. С ней было пятеро мужчин, имевших отношение к дому Хонъидэн. Как стая волков, они окружили Оцу и связали ее, оставив свободными только ноги.
– Веревку покороче сделай!
– Пошла!
Осуги задержалась, чтобы рассчитаться с Мамбэем. Вытаскивая деньги из-за пояса, старуха сказала:
– Молодец, что привел ее. Я сомневалась, удастся ли тебе затащить ее сюда. И запомни, никому ни слова!
Мамбэй с довольным видом положил деньги в карман рукава.
– Пустяк, вы ловко все придумали, – проговорил он.
– Ну, перепугалась же она!
– Даже не попыталась убежать. Не могла… А может быть, мы поступили подло?