Мушкетер
Шрифт:
С непривычки Сухов устал — полдня не слезал с седла! Поужинав варёным мясом под бургундское, он улёгся спать. Кровать стояла у самой двери, было душновато, а посему Олег не стал маяться и терпеть невзгоды — смахнул перину на пол, да и разлёгся под окном.
Он уже задремал, когда его разбудил негромкий голос, донёсшийся с улицы. Нет, скорее из окна этажом ниже.
Утомлённый, Сухов не стал бы напрягать слух, если бы не заговорили по-английски. Негромкий голос произнёс имя герцога Бэкингема, после чего последовала резкая отповедь на том же языке, и створки с треском захлопнулись.
«Ну уж нет уж!» — подумал Олег.
Сухов кое-как протиснулся к дырочке от сучка, и приник к этому глазку. В поле его зрения попали белобрысый владелец кареты и его тощий слуга, покаянно вздыхавший.
— Сколько тебе можно повторять, Окенгэм, — резко проговорил блондин, — что наше дело требует молчания и осторожности!
— Ради Бога, простите, милорд, — заныл Окенгэм.
— В последний раз! Где этот чёртов камердинер?
— Устраивает лошадей, милорд.
— Дьявол!.. Вечно приходится ждать, пока его величество Тристан постелить изволит.
Тот, кого называли милордом, зашелестел, зашуршал чем-то в ручной клади.
— А где… — начал он и тут же закончил: — А, вот… Эти письма передашь лорду Холланду лично в руки. [28]
— Простите, милорд, — слабым голосом отозвался Окенгэм, — разве мы едем в Париж?
— А куда же ещё, дурачина? — ласково поинтересовался его визави.
28
Генри Рич, граф Холланд, был английским послом при дворе французского короля.
— Я полагал, герцог посылал вашу милость в Италию, к графу де Суассону…
— Ни к чему, эсквайр, [29] искать врагов Ришелье так далеко, — зевнул лорд, — когда их достаточно и поблизости. Так, а вот эти послания вручишь де Мирабелю. [30] Ни в коем случае не секретарю его!
— Да, милорд.
— Ну всё, с остальным я сам как-нибудь. Спать, спать, спать! Где Тристан?!
— Я здесь, ваша милость… — проворковал третий голосок.
29
Эсквайр в Англии то же самое, что шевалье во Франции — дворянин, не имеющий титула.
30
Антонио де Зуньига и Давила, маркиз де Мирабель — посол испанского короля Филиппа IV при дворе Людовика XIII.
— Живо стели!
— Слушаюсь, ваша милость…
Сухов аккуратно заделал дыру в полу и улёгся. Но сон пропал. Чёртов милорд!..
Однако интересная картинка вырисовывается! Похоже, этот милорд, местный Джеймс Бонд, развозит записки титулованным особам, а те творят пакости кардиналу.
Олег задумался. Вполне подходящий случай, чтобы заслужить расположение его высокопреосвященства. Надо только проследить хорошенько за этим милордом, засечь его связи…
Или действовать в духе времени — поймать этого «почтальона Печкина» да и преподнести Ришелье. Вот, дескать, аглицкого шпиёна словили.
Надо только всё продумать… Проверить… С этими
— Уж не знаю, как там с мечами, — бурчал наутро Ярослав, — а клопы у них воистину королевские! Загрызли, гады! Я уж от них на стол забрался, думал, хоть там отдохну. Фиг! Эти сволочи и туда залезли!
— Зато мы с Витькой выспались, — посмеивался Пончик. — Нам, слугам, господские комнаты не положены, мы по-простому, на сеновале легли. Угу…
Сухов улыбнулся насмешливо, щуря глаза. Виноградные лозы густо оплетали террасу. Обвивая столбы навеса, гибкие плети забрались на крышу и свешивались оттуда зелёными фестонами. Утреннее солнце просвечивало сквозь фигурные листья, кололо глаз высверком.
Внизу, во дворе, стояла вчерашняя карета.
Двое постояльцев шустро собирались в дорогу. Окенгэм таскал кожаные кофры, а Тристан увязывал пожитки на задок экипажа. Хозяин «Королевского меча» вертелся рядом с англичанами, словно провожая почётных гостей. Конюхи запрягали шестёрку нормандских лошадей. Пожилая прачка, волоча охапку простыней, прошла себе мимо, переваливаясь утицей. Сонный купец, загулявший с вечера, плёлся к себе — отсыпаться.
— Лакеи наглые, — продолжал бурчать Быков, — хозяин — жулик…
— Зато повар тутошний — настоящий умелец, сальми [31] у него отменное, — с ленцой сказал Сухов. — Ладно, ехать пора. Коня мне, Понч, да поживее!
— Феодал, — буркнул Шурик, направляясь к лестнице. — Бурбон.
— Разговорчики!
Пончик продолжал бурчать, но Олег уже не слушал друга. Его вниманием снова завладели постояльцы-чужаки. Когда коней запрягли в карету, из дверей появился таинственный милорд — белокурый и худощавый, щеголевато одетый, с повадками очень важной персоны.
31
Сальми — жаркое из дичи, предварительно зажаренной на вертеле.
Тут-то всё и произошло — в раскрытые ворота постоялого двора влетел всадник на сером в яблоках коне и закричал:
— Сдавайся, Монтегю! Или защищайся!
Слетев с седла, он выхватил шпагу и бросился к карете, однако очень важная персона, вызванная на поединок, не спешила хвататься за эфес.
Вытащив пистолет в золотых насечках, Монтегю выстрелил, поразив неизвестного всадника, и нырнул в карету.
— Гони, Окенгэм! — гаркнул он на родном наречии, и эсквайр, взлетев на козлы, хлестнул коней. Те рванули с места, унося экипаж со двора.
Пончик первым рванулся к раненому, зажимавшему рану в боку, и живо оказал первую помощь. Незнакомец в дорожном камзоле был полноват, он кривил бледное лицо и всхлипывал от боли. Взгляд его блуждал, пока не остановился на подбегавшем Сухове.
— Шевалье! — воскликнул он слабым, прерывающимся голосом. — Умоляю, окажите милость!
— Говорите, — обронил Олег, приседая.
— Только… — светло-голубые глаза раненого наполнились беспокойством, — скажите… Вы не враг кардинала?
— Я целиком и полностью разделяю воззрения его высокопреосвященства, — твёрдо ответил Сухов. — Слово дворянина.