Mushoku Tensei: Крестьянин с копьем

Петров Виталий Владимирович

Мы молчали, наслаждаясь едой, но мне хотелось задать один вопрос, который давно вертелся на языке.

— А что с твоим правым глазом, Гислен? Старая рана? — наконец спросил я, внимательно глядя на неё.

Она оторвалась от еды, замерев на мгновение. Затем, словно приняв решение, медленно подняла повязку, на несколько секунд обнажив тёмно-зелёный глаз, который блестел, как россыпь изумрудов. Его цвет казался почти потусторонним, будто он был частью какого-то другого мира, далёкого и непонятного.

— Это демонический глаз, —

пояснила она, надев повязку обратно и возвращаясь к еде. — Благодаря ему вижу ловушки, да и вообще всякие… препятствия. Много раз он нас выручал в подземельях. Без него бы, наверное, раз десять уже полегли, — она взглянула на меня, будто ожидая ещё вопросов, но продолжила жевать. — Но больше интересного мне рассказать нечего про него. Глаз как глаз…

Гислен съела последний кусок, но не утратила концентрации — она ела медленно, не торопясь, и каждый её жест был выверен. На лице её был написан голод, но её выдержка подкупала.

Когда мы почти доели, я вспомнил о нашей изначальной цели.

— Так где искать Элинализ? — поинтересовался я, убирая со стола крошки и чуть наклоняясь к ней.

Она жевала кусок салата, и после короткой паузы взглянула на меня.

— В Гильдии мне сегодня намекнули, что она снова в темнице оказалась из-за своего проклятия. Но это для неё обычное дело. Закончим и пойдём её выкупать оттуда, — Гислен бросила мне короткий взгляд, как будто говорила о чём-то обыденном, но её глаза искрились лёгкой насмешкой.

— Проклятие? — переспросил я, откладывая кружку с чаем и вглядываясь в неё внимательнее.

— Да, проклятие… — повторила Гислен, с намёком на раздражение, едва заметно кривя губы. — Но пускай она сама тебе расскажет о нём. У меня не получится так красиво обернуть её… э-э… распутство даже на языке зверобога…

* * *

В подземной городской темнице нас встретил влажный, затхлый воздух, и тени под арочными потолками сгущались в зловещие силуэты. Я почувствовал, как звонко звякнули в кармане серебряные монеты, где не хватало десяти, отданных в качестве залога за Элинализ, и прикинул, насколько это действие был глупым и дорогим на самом деле. Гислен тоже выглядела не в лучшем расположении духа, и это только усилилось, когда до нас донеслись крики из глубины коридора.

— О да!.. Ещё… сильнее! — доносился женский голос, срываясь на полувсхлипы.

— Долби её, эту эльфийскую потаскуху! Долби! — с презрением и явным удовольствием орал другой, мужской голос.

По тому, как Гислен сжала кулаки и сдвинула брови, стало ясно, что она уже догадалась, о какой именно потаскухе шла речь. Стражник, наш сопровождающий, едва прикрывая удивление и замешательство, поспешил вниз, чуть ускорив шаг. Мы с Гислен двинулись за ним, шаги эхом отдавались от стен, заполняя лестничный пролёт. Чем ближе мы подходили к нижнему уровню, тем яснее становился смысл криков.

Наконец,

мы достигли просторного коридора, по обеим сторонам которого располагались тёмные клетки. Левый ряд клеток пустовал, только цепочки пыли на полу намекали, что их давно никто не использовал. Но справа была другая история: в самой ближней клетке, напротив двери, нам предстала поразительная сцена. Огромный зверолюд с тёмной кожей, массивными руками и серыми ушами, как у волка, возвышался над светловолосой эльфийкой без одежды, прижимая её к прутьям с другой стороны и насилуя со всем рвением. Он держал её так, что она висела на его руках, и сдерживать пыл явно не собирался.

— Не отпускай меня… держи крепче! Глубже! Глубже!.. — кричала она, теряя всякий стыд и сдерживаемые эмоции.

— Аргх-х!.. — рычал он, ещё больше ускоряясь и вонзаясь в неё с такой силой, что клетка содрогалась от ударов.

Их тела сливались в единое целое, покрытые потом и дрожащие от страсти. Зверолюд продолжал её брать, не обращая внимания ни на что.

Из соседней камеры на происходящее внимательно взирал древний старик, лет шестидесяти на вид, выданный по седым прядям и глубоким морщинам, и одобрительно комментировал сцену, скривив губы в насмешливой улыбке. Слова его были насыщены ядом.

— Давай-давай, хвостатый! Разорви её нахрен!..

Святой рыцарь замер, открыв рот от удивления. Я замер, не зная, как реагировать на это внезапное безумие, но первой в себя пришла Гислен. Она рванула к клетке, взгляд её был таким яростным, что, казалось, пронзил бы его насквозь. Она резко стукнула ногой по прутьям, едва не выломав их.

— Эй, мжр’ррак тэ шха-фанг’ррк!.. — злобно бросила она зверолюду на своём языке, что-то среднее между рыком и окриком. Её голос наполнился резкостью.

Тот вздрогнул, замер, и его уши прижались к голове. Он медленно повернул голову к Гислен, в его глазах мелькнул страх.

— Урра’шш мр’рук тэ ши, фиир-ррвак тж’шууй! — чуть тише прорычала Гислен, не отрывая от него жёсткого взгляда.

Зверолюд забормотал что-то в ответ, продолжая держать Элинализ, оправдываясь на том же языке. Его слова звучали торопливо и смиренно:

— Гхш’ртаас, ррэн хт’ршаай… Я мрр’ну тэ т’рг’ней…

— Маар-тан шоо эрр-ра, к’ан-фал деррки! — рявкнула Гислен, снова ударяя по прутьям.

Зверолюд замер, словно окаменев, и ослабил хватку. Его руки задрожали, и он, выпучив глаза, глянул на Гислен. Губы у него дрогнули, словно он хотел что-то сказать, но вместо этого выпустил эльфийку из своих рук и, опускаясь на колени, натягивал штаны, одновременно отступая к дальней стенке. Элинализ, тяжело дыша, ещё не пришла в себя, но её взгляд был ясным, хоть и слегка затуманенным, а лицо покрылось красными пятнами, то ли от усилий, то ли от ещё свежих эмоций.

— Чшк! Я у’емм дэ тзии’на тшг’ррух! — продолжала Гислен. — Ко’гул-лирр мрр’нннг, ррра кши!..