Мутанты. Взламывая генетический код человечества

Киркси Эбен

Сейчас инъекция спермы в яйцеклетку в рамках стандартного лечения бесплодия считается чем-то обычным, но эта процедура была открыта по ошибке. «Игла вошла случайно», – рассказала О’Нил. Получившийся эмбрион выглядел здоровым, поэтому позже другой врач его трансплантировал. Никаких строгих тестов не проводилось, но после этой «случайности» такая инъекция «просто стала новой практикой».

Инъекция спермы в яйцеклетку превратилась в стандартную процедуру ЭКО, и О’Нил задается вопросом: «Неужели мы создаем целое поколение бесплодных мужчин?» А затем добавляет: «На самом деле, никаких долгосрочных исследований на эту тему не проводилось. Было лишь очевидное: как правило, у мужчин, родившихся подобным образом, отмечался сниженный уровень фертильности, что неудивительно, учитывая, что многие из

их отцов были бесплодными». Возможно, через несколько десятилетий этим мальчикам придется вновь вернуться в клинику репродуктивной медицины. «На мой взгляд, это превращается в отличный бизнес-план», – продолжала Хелен О’Нил, поскольку клиники по лечению бесплодия создавали «постоянных клиентов».

Процедура заморозки яйцеклеток и эмбрионов в жидком азоте также быстро попала в клиники, пройдя лишь небольшое тестирование. Теперь мы знаем, что сам по себе процесс заморозки яйцеклеток с последующей разморозкой способен вызывать потенциально опасные изменения в ДНК. По словам О’Нил, женщин следует явно предупреждать об ограничениях технологий, «а не просто предлагать дорогостоящие способы перекроить биологию. Для женщин старше 42 лет вероятность беременности настолько низка, что было бы несправедливо предлагать им заморозку яйцеклеток и вселять ложные надежды».

Клиники ЭКО уже были замечены в попытках заработать деньги на парах с ничтожно малыми шансами забеременеть. «Самым ужасным в этом всем я считаю то, что вы говорите о наиболее уязвимых пациентах, – заявила она, – то есть о тех, кто хочет иметь ребенка». Коэффициент рождаемости при ЭКО очень низкий (от 29 % для женщин младше 35 лет до 2 % для женщин старше 44), поэтому многие клиники пытались несколько завысить свои результаты, играя с числами. Некоторые врачи приписывали «химическую», а не клиническую беременность при прослушиваемом сердцебиении плода. Такая статистика вводила в заблуждение пациентов. «Когда клиники стали критиковаться за это, они согласились опубликовать реальные коэффициенты рождаемости», – продолжала свой рассказ О’Нил. Несмотря на это, многие все еще подгоняли цифры, представляя статистику рождаемости, которая в реальности являлась результатом нескольких этапов ЭКО.

Великобритания предлагает бесплатное ЭКО женщинам по распределению Национальной системы здравоохранения. Британки, обратившиеся в государственные клиники, должны были два года активно пытаться забеременеть старомодным способом. Лишь после этого им предлагали бесплатную процедуру ЭКО. Вместо того чтобы откладывать свои планы по созданию семьи, многие британские женщины предпочитали заплатить примерно 6500 долларов за каждый курс лечения в частных ЭКО-клиниках⁷. В других странах финансовый аспект стал еще более значимой частью уравнения. В США за каждый раунд ЭКО с некоторых женщин взимали свыше 20 000 долларов – в зависимости от того, сколько дополнительных процедур выбирали клиентки⁸. В Великобритании пациентам предлагался выбор: бесплатное базовое ЭКО или платные и дорогие дополнительные процедуры.

Крупные коммерческие корпорации скупали ЭКО-клиники по всему миру и продолжали внедрять новые дорогие и непроверенные процедуры. Поскольку во многих странах отсутствуют четкие законы о лечении бесплодия, Хелен О’Нил обеспокоена, что свободный рынок продолжит продвигать эту революционную технологию в клиники стран со слабо регулируемым законодательством.

И когда журналисты стали рассуждать о том, в какой стране будет запущен следующий противоречивый эксперимент в глобальной конкуренции по созданию генно-модифицированных людей, я вернулся к тому, с чего все началось. Мне захотелось лучше понять непростую взаимосвязь между принципами свободного рынка и коммунистическими ценностями в стране, которая вырвала миллионы людей из крайней нищеты. Казалось, что захватывающий подъем Хэ Цзянькуя соответствовал сюжетной линии «Китайской мечты» – официальной национальной политики, направленной на то, чтобы нарушить статус-кво западной современности и заменить его азиатским будущим.

Глава 2

Типичная история шэньчжэня

Когда мы закончили поздний завтрак Хелен О’Нил и отправились в материковый Китай, общественное

мнение об эксперименте доктора Хэ еще формировалось. Некоторые влиятельные лица в социальных сетях повторяли первоначальное сообщение Пекина: Хэ Цзянькуй достиг того, о чем другие только мечтали, победив в международном соревновании и прославив нацию. «Первопроходцы всегда будут мишенью для атак», – говорилось в одном разошедшемся посте. Другой пользователь написал: «Новое всегда ставят под вопрос и критикуют»¹. Но большинство посчитало этот эксперимент национальным позором: «Это плачевно для детей, для Китая и всего человечества». Приближался час расплаты: ценности, вдохновляющие экономику биотехнологических инноваций и гонявшуюся за прибылью отрасль здравоохранения, столкнулись со старой гвардией Коммунистической партии.

Доктор Хэ создал первых CRISPR– младенцев буквально на границе с Гонконгом – в Шэньчжэне, футуристическом городе, который славится своей скоростью и инновациями. Еще неделю назад молодой ученый был на пике власти: его поддерживали крупные инвесторы, администраторы больниц, авторитетные ученые, руководители университетов и даже государственные чиновники. Но по мере развития полемики на саммите соратники и покровители Хэ начали выступать с публичными заявлениями, пытаясь дистанцироваться от ученого.

В Шэньчжэнь я поехал поздно вечером в воскресенье, и на станции Futian Checkpoint образовались длинные очереди из людей, возвращавшихся домой после походов по магазинам на выходных или визитов к семье и друзьям в Гонконге.

В материковом Китае люди жили своей обычной жизнью: выгуливали собак в парках, сидели в кафе, писали в социальных сетях о Лулу и Нане, но быстро переключались на другие заботы. Перед тем как пересечь границу, я настроил на одноразовом телефоне виртуальную частную сеть (VPN), которая позволяла мне обойти «Великий китайский файрволл» [4] . Без VPN я не смог бы открыть все приложения, делающие мою жизнь интереснее: Gmail, Facebook Messenger и Google. Не желая ввязываться в полемику, я осторожно ходил по лезвию скандала, неспеша узнавая о культурных и исторических силах, которые внезапно превратили доктора Хэ в звезду.

4

Официальное название – «Золотой щит» – система фильтрации содержимого интернета в Китае. – Прим. изд.

Мэри Энн О’Доннелл, антрополог и старожил Шэньчжэня, встретилась со мной в историческом районе города с фабриками, которые в 1980-х годах производили тряпичных кукол Cabbage Patch, дешевую электронику и пластмассовые фигурки из «Звездных войн». Пока мы гуляли по улицам, ученый познакомила меня с городом, в котором доктор Хэ проводил свои исследования. За 30 лет Шэньчжэнь превратился из скопления рыбацких деревень в мегаполис с населением, большим чем у Нью-Йорка. О’Доннелл рассказала, что Шэньчжэнь был тем самым местом, где Китай впервые открылся глобальному капитализму. После смерти председателя Мао, жесткий коммунистический режим которого изолировал страну, пришло новое поколение лидеров. Они стремились торговать с остальным миром. По ее словам, Шэньчжэнь быстро стал «открытым окном для всего нового». «Пекин создавал теорию, а Шэньчжэнь проводил эксперименты», – рассказала ученый.

Хэ Цзянькуй придерживался стратегии, испытанной временем. Вместо того чтобы просить формального разрешения перед началом радикально нового эксперимента, технологи Шэньчжэня уже давно сосредотачивались на получении результатов. Предприниматели сначала тестировали новые инновации, а затем, постфактум, старались получить одобрение из Пекина. В 1980-х «велись споры о науке и технологиях, происходящих в Пекине», – призналась О’Доннелл. Но в Шэньчжэне отношение было другим. «Пока вы могли получить какой-то результат, ваш проект чаще всего одобряли».