Мутанты
Шрифт:
– Ойху! Ойху! – заблеял однако по-козлинному. – Бизда айбасы! Ойху!
Мыкола в проулке встал и ухо навострил и еще кому-то рукой замахал, но Куров вернулся и повлек крестника за собой.
А шаман в козлятнике в раж вошел – визжит, шипит, пляшет, аж стенки трясутся. Коза с козлом даже затихли от такого концерта. Пожалуй, минут пять прыгал и орал, а потом вдруг захрипел, забился и стих. Сова помедлила, замок сняла и, крадучись, заглянула: лежит дедушка на соломе, выгибается, словно от падучей, и уже не дышит.
–
А тот подрыгал еще ногами и вовсе размяк. Старая ветеринарша на скотский падеж за свою жизнь насмотрелась и тут сразу поняла – издох шаман-то! Хоть и боязно, да приблизилась, пульс на запястье пощупала, набралась храбрости и к груди ухом прислонилась – не бьется сердце!
Пена на губах, и все три глаза закатились…
– Ты чего это, дедушка? – ногой попихала, потрясла за плечи. – Кто же будет злых духов гонять?
Шаман уже, как кисель, жидкий стал и растекся по соломе.
Сова вскочила и в хату. Телефон ей, как ветерану партизанского движения, давно поставили, но вечно что-то в нем замыкало – куда ни звонишь, все на свинарник попадаешь. Раза с десятого угадать-то было можно и в «скорую» попасть, да ведь кому попало не скажешь, что у тебя в козлятнике мутант или шаман помер, надо Оксане сообщать. И только Елизавета Трофимовна через дедову половину вышла на Украину, глядь, – а она уже к хате бежит, с баульчиком, и халатик на ветру развевается.
– Что у вас случилось, бабушка? – Запыхалась, глаза тревожно бегают. – У тату опять припадок?!
Сова вдруг смутилась: как сказать-то, что у них в козлятнике не просто человек – шаман якутский, которого все за мутанта принимают, и еще ко всему теперь покойный. Испугается, чего доброго…
– Мы-то все живы, слава богу…
– Я же чувствую! – выпалила Оксана. – С кем-то беда! Прямо сердце пронзило! Вы что-то скрываете, бабушка!
– Ты только ничего не бойся… – Бабка повлекла ее за собой. – Пойдем, сама глянешь. Долго рассказывать! Ему реанимация нужна.
– Кому?
– Человек он, человек, я рассмотрела. – Сквозь хату провела и к сараю. – Только в шкуры одетый и нечесаный, небритый. Шаман, я их в Якутии видала.
– Шаман?
– Старенький, может, чуть помоложе Степана Макарыча. И не страшный, если приглядеться. В бубен бил-бил, кричал-кричал, а потом ногами подрыгал и помер. Может, мухоморов переел? Пена пошла…
И дверь козлятника перед нею распахнула. Думала, хоть вздрогнет от неожиданности – ничуть! Сразу же к шаману склонилась и смело так рукой горло щупать – должно быть, пульс. Потом вгляделась и отпрянула:
– Юрко?!
Шаман как услышал ее голос, так сразу дернулся и сел…
Глава 7
Куров вернулся со второй заставы уже под вечер в настроении веселом и бравурном, несмотря на вечный недосып. И застал в хате непривычный,
В былые годы, когда Куров заставал старуху в таком неприветливом состоянии, то уже знал, что у нее переизбыток претензий к нему, причем чаще необоснованных, потому не старался оправдаться или как-то ублажить. Напротив, независимо от настроения, напускал на себя сердитый вид и им, словно клин клином, вышибал ее неудовольствие.
И сейчас подумал, что годы разлуки вряд ли изменили характер их отношений, поэтому не стал спрашивать, в честь чего это столь скорбные приготовления, а окинув взором женщин, хмуро спросил с порога:
– Баня готова – нет?
Несколько лет назад Сова как ветеран заполучила себе вставные челюсти. Надо сказать, весьма умные, ибо когда она злилась, то ровные, сияющие зубы все время норовили выпасть изо рта. А чтобы не случилось конфуза, бабка начинала их подсасывать, и этот звук сейчас показался зловещим шипением змеи.
– Явился! Баню ему! Может, еще твоих пристебаев из НАТЫ попарить?
И с ненавистью глянула на дверь, за которой скрылись Волков с батькой Гуменником. Дед мысленно засуетился, но внешне себе не изменил.
– Не шали, Елизавета, – сказал, будто ледяной водой окатил.
– Ты сгубил Юрко! Ирод треклятый… Чтоб тебе в гробу кувыркаться, когда помрешь!
– Покувыркаться я и в гробу не против, – осторожно съязвил Куров, стараясь угадать, что же произошло. – Если только с тобой. Да думаю, в одной скважине нам тесно будет.
– Не ругайтесь, бабушка, – неожиданно вступилась Оксана. – Только вроде бы помирились… Что теперь? Видно, судьба такая…
Сова всхлипнула, и слезы, павшие на раскаленную сковороду, зашипели.
– В этих самых… в сириалах кажут… То сынок потерялся, то еще какой ребенок сховался. Или похитили… Когда находятся, то красивые, здоровые… А наш каков?…
– Это только в сериалах, – вздохнула Оксана. – В жизни вон как оборачивается…
– Может, обозналась? – безнадежно спросила бабка. – Может, затмение у тебя?
– Уж лучше бы затмение. – Оксана развалила луковицу ножом и принялась шинковать. – Глазам не верю, а сердце не обманешь…
От их недоговорок у деда вдруг левую руку зажгло, словно красный уголь схватил: неужто Юрко объявился?!