Muto boyz
Шрифт:
Подписано это было, разумеется, Ваней Семенных — чёрт возьми, он нам не понравился с самого начала, но такого мы даже от него не ожидали. Это нечто вообще выходило за рамки нашего восприятия реальности — есть веши, прекрасные в своей первородной подлости. Если существуют в мире отрицательные идеалы, свободные от критики именно в силу своей идеальности, то один из них как раз лежал в данный момент на моём столе. Мы все пялились в него, округлив глаза, и Илонины сисечки так же округло провисали прямо над моим правым ухом, мешая сосредоточиться.
С этой Илоной всё склеилось как-то странно, что ли. Она была тем, чем и должна быть нормальная секретарша — видной девчонкой из провинции (не тульско-рязанского типа —
— Потому что с вами весело, — призналась она как-то раз. — Вы не похожи на других НАЧАЛЬНИКОВ.
Это, конечно, льстило нашему самолюбию вдвойне: нас не только назвали начальниками, но и обозначили нашу непохожесть на коллег по статусу (Чикатило даже пару дней тренировал новый покровительственный взгляд, пока это ему не остое…енило). Но, с другой стороны, в этой самой непохожести и таились основные камни. За всё время, что мы выписывали Илону на тусовки, вечеринки и в «Красные столы» (а мы постоянно выписывали Илону на тусовки, вечеринки и в «Красные столы»), никто из нас ни разу не предпринял хоть сколько-нибудь серьёзных попыток телесного контакта. Это удивляло нас, но больше всего это удивляло саму Илону.
Не то чтобы она была однозначной блядью и мечтала как можно быстрее учинить перепих с НАЧАЛЬНИКАМИ. Просто отсутствие сексуального интереса с нашей стороны было таким однозначным, что становилось обидным. Это шло вразрез с её представлениями о собственных возможностях. Тем более что всё обычно начиналось стандартно для таких отношений. Все эти приглашения на чашечку водки в кабак, все наши «чтотыделаешьсегоднявечером». Даже то первое собеседование, когда наши взгляды сами собой сползали с её лица ниже и ниже по телу — всё это соответствовало поведенческим стереотипам начальников, собирающихся устроить средней примитивности секс с секретаршей. Но как раз после этого и начинались эти самые камни, баррикады, барьеры: продолжать мы почему-то не могли. Что-то нам мешало, какой-то долбаный скрытый комплекс — наверное, комплекс не втянувшихся молодых начальников. Или комплекс ложной непохожести, я не знаю.
— …Боже мой! Мы должны это оставить на память! — восторженно выдохнул я.
— Мать твою! — вторил Чикатило. — Вы посмотрите на этого Ваню! Он фиксировал все даты, вы представляете?! Этот мудак записывал даты. Нет, это просто не укладывается в моей голове.
Чикатило засунул донос в факсовый аппарат и сделал копию на память. Я сложил её вчетверо и засунул в задний карман в меру измятых офисных брюк со следами стрелок.
Оригинал мы положили на стол Стриженова. Мы знали, что для проформы он устроит нам мини-взъё…ку, но на деле будет смеяться над писулькой — как мы, только в себя, чтобы не сокращать дистанцию, которой и так уже практически не было. А ещё мы знали, что Стриженов определенно презирает Ваню — почти так же, как евреев и голубых. И после этого доноса начнет презирать ещё определеннее.
Потом мы долго смотрели телевизор, ходили по офису (в основном мы с Чикатилой — по понятным причинам), шире раскрывали окна и по пояс высовывались в мегаполис. Он приятно обдавал нас жарой и выхлопными газами, и где-то в его недрах опять ставили «Modern Talking», с которым в тот день явно был какой-то перебор.
В четыре часа я начал переодеваться — в тот день была моя очередь сваливать с работы раньше времени. Илона, как обычно, почти стыдливо отвернулась — она всё никак не могла привыкнуть, что начальники не стремаются раздеваться при ней
Я воткнул в уши кольца и попрощался. Чикатило успел выкрикнуть, что, если у меня из-за трамала ничего не получится, или если у Насти будут праздники, или если мы вдруг разругаемся, он сегодня до упора будет в «Красных столах». Как будто я и сам этого не знал.
…Мы вышли из «Би Би Кинга» около девяти эй эм, немного сверх меры накачанные тёмным «Гин-несом» и романтикой, бонусом прилагающейся ко всем этим музыкальным автоматам, фотографиями гениальных негров на стенах и красным передком от штатовского дорожного дредноута на входе. Я жил тогда не очень далеко от «Кинга», в семи минутах езды и в сорока минутах медленного и приятного пешего пути под руку с девчонкой. Ясное дело, мы выбрали второе.
Я купил в ларьке «Арбатского» красного. После того как ты кормил пассию дорогими сандвичами и накачивал продвинутыми напитками в «Би Би», можно себе позволить и милый сердцу вариант «из горла на ходу», что даже не лишено изящества. Пальцем протолкнув пробку внутрь бутылки, я повёл Настю тёмными аллеями конского выгула, аппендиксом приросшего к Уголку Дурова.
— Хорошо, что с нами нет Чикатилы, — вдруг выдала на монитор моя любовь. — Знаешь, без него как-то легче дышится.
— Ты серьёзно? — Я чего-то не понимал: мне всегда казалось, что они прекрасно ладят, находят общий язык, да с Чикатилой же все находили общий язык, кроме персонажей типа стукача Семенных. — А… я думал, ты нормально к нему относишься.
— Да, я отношусь к нему нормально. То есть, я хочу сказать, я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО отношусь к нему очень хорошо. Но… как бы тебе сказать… мне немного мешает моё сочувствие.
— Сочувствие? К Чикатиле??? — Меня словно двинули по голове тяжёлым, но почему-то мягким колуном: сначала ощущаешь только лёгкий сдвиг в пространстве и лишь спустя какое-то время понимаешь, как же серьёзно тебе досталось. По отношению к Чику я мог представить что угодно, только не сочувствие. Лучше бы она просто сказала, что он мудак или наглец, или наркоман — это я бы прекрасно понял, учитывая Чикатилины привычки и манеру общения, но сочувствие… В общем, мне это не понравилось, да что там — меня просто контузило изнутри:
— Объяснитесь, девушка…
— Ну, как тебе сказать… Его время прошло. Всё. Он засиделся.
— Где????
— Везде. На должности низового клерка в вашем «Туре». На уровне мелкого мошенника. В «Красных столах». Везде.
Я хотел объяснить ей, как она ошибается. Рассказать о терзаниях прошлого года. О том, что Чикатило и сам всё прекрасно понимает. И что в общем-то уже ко всему готов — просто жизнь повернулась вдруг раком, другим боком, дала очередную отсрочку. Только в последний момент я вспомнил одну из своих первых встреч с Алкоголистом — тогда, очень-очень давно, в квартире Чикатилы, когда мы обсуждали Игги Попа и рассказывали всем о нашем сессионном мини-бизнесе с зачётными книжками. А Алкоголист — единственный из всей компании — сидел и ни во что не въезжал. Он как мог поддерживал беседу и хотел быть в игре, но каждый раз попадал пальцем в небо и говорил какую-то х…ню, потому что на самом деле в игре он уже не был. Я, двадцатилетний, понимал это как никто из всей тусовки. А двадцатичетырёхлетний Чикатило (блин, магия цифр: теперь двадцать было Насте, а двадцать четыре — мне) понимал, но пока только подспудно: он тогда ещё не утвердился в своём понимании, он только начинал что-то чувствовать своей extra sensitive ass. И — наверное — отгонял от себя эти мысли, отметал поганым опахалом. Потому что от этих мыслей становилось не по себе. А теперь получалось (неужели? мать вашу, неужели???), что на его месте выступал я.