Муза, где твои крылья?
Шрифт:
Этим качеством, кстати, обладала та самая Лулу, Муза Ива Сен-Лорана. Мастер многократно отправлял ее в страны Азии, Африки, в Россию, чтобы она просто ходила там по рынкам и магазинчикам. Она привозила оттуда разноцветные предметы, игрушки, ткани и вышивки, на которые там никто не обращал внимания. И придумывала им совсем новое назначение. Я сама прожила полжизни в Азии и видела азиатские атласные ткани, вышивки, игрушки, сделанные из консервных банок и раскрашенные разными лаками для ногтей, везде и всюду. Они всегда присутствовали в нашей жизни, ими были завалены базары и лавки, с ними играли дети на улице. Каково же было мое удивление, когда я увидела все это переработанным во французскую высокую моду. Кто до этого додумался? Вышивки, вечно висевшие традиционным ковриком на стене, начали вешать на стену в рамах, как картины. Из них нашили подушек, сумок и юбок, обили ими мебель. Смешные яркие домики из консервных банок, с которыми играли дети, я увидела
Поживи такие люди пару лет в Азии — может быть, потеряли бы свежесть взгляда. А посади их на короткий поводок в Париже — они бы не принесли столько идей. Музе нужна свобода и свой собственный мир. Она должна иногда жить собственной жизнью и «наживать» собственные впечатления. На самом деле, зная, что Мастера интересуют ее находки и новые впечатления, она будет снова и снова возвращаться к нему. Потому что они питают друг друга. Но время между этим нужно уметь пережить без трагедий.
И все равно, с Музами все непросто. Например, один из моих любимых художников, Жил Тешейра Лопес: все знают, что у него несколько десятков лет есть жена, но никто не знает, как она выглядит. Зато все знают, как выглядит его Муза (уже много лет работающая с ним в одной мастерской, кстати). Потому что она на всех его картинах. Она в последние годы занимается его делами, следит за его страницей в интернете, работает его агентом, помогает организовать его выставки. Никто из нас не знает, как протекает его совместная жизнь с женой, хотя все знают, что она существует. Не удивлюсь, если выяснится, что эту совместную жизнь впоследствии опишут как «одни слезы».
Кстати, удивительно, как быстро и страстно люди втягиваются в эту самую роль Музы (или Муза) и как тяжело им с нею расставаться. Даже тем, кто всегда был далек от искусства. Одна из самых больших драм, связанных с этим, произошла практически на моих глазах, когда я была еще совсем маленькой. Случилась она с моей мамой и ее соседкой. Когда мама только приехала жить в наш город, она снимала комнату вдвоем с подругой. Хозяйкой квартиры была интересная одинокая женщина с двумя детьми. Старшая дочь тогда была подростком, девочкой небесной красоты. У нее были длинные кудри до пояса, узкое лицо, огромные глаза. Маме в художественном училище задали делать наброски со всех людей подряд, и она послушно их делала. Большую часть дня она не могла пойти домой, потому что их впускали в квартиру, только когда сами хозяева были дома. Она сидела на почте и рисовала всех вокруг. А дома, естественно, тоже пыталась рисовать окружающих. Но рисовать свою дочку хозяйка запрещала, считая, что жизнь художников — это сплошной разврат и стоит кому-то начать рисовать ее дочь, как она «втянется» и незамедлительно «пойдет по рукам». Таким образом, это занятие стало запретным плодом.
Позже моя мама вышла замуж за папу, жившего в том же доме, и перебралась в соседний подъезд. Девочка к тому времени превратилась в не менее интересную и красивую женщину, и уже никто не мог запретить ей позировать маме. А мама рисовала ее каждый день, потому что они жили рядом и проводили вместе почти каждый вечер. В те времена у мамы был большой творческий подъем, она рисовала много красивых картин и выставлялась, заполняя самые большие залы нашего города. Загадочная красавица присутствовала на абсолютном большинстве картин: в красивых платьях и совсем без них. Голая, полуголая, с красиво распущенными волосами и с полотенцем на голове. После выставок ее начали узнавать на улице и на разных вечеринках, где крутилось много художников. Они говорили: «Да вы та самая девушка с картин Светланы!», и ей, конечно, было очень приятно такое внимание.
А моя мама в какой-то момент почувствовала, что у нее назревает творческий кризис. Ей казалось, что она так хорошо изучила свою «любимую натуру», что рисует ее практически уже не глядя. Она одним движением намечала привычный и узнаваемый овал лица. Несколькими уверенными штрихами получала похожий портрет. Ей не хватало в работах живых деталей, которые исчезли оттого, что она перестала всматриваться в свою натурщицу. Мама, думая исключительно о своих творческих целях, все взвесила и приняла решение: нужно прекратить рисовать соседку и переключиться на других людей. Для нее это было очевидным и очень важным заданием. Она хотела выйти из замкнутого круга на новую орбиту. И вышла.
Кто
Трагедию этой Музы я впоследствии наблюдала около десятка лет. Были попытки мириться, восстанавливать отношения, строить другие, но в конечном счете дружба развалилась, а Муза явно вышла из этой истории с тяжелой травмой.
В моей жизни тоже были Музы, и я наблюдала много похожих историй. Мне не доводилось вот так сконцентрироваться на ком-то, чтобы рисовать годами только его. Поэтому, к счастью, обошлось без таких трагедий. Но все же забавно наблюдать за людьми, заметившими, что они стали источником вдохновения. Сначала они воспринимают ситуацию несколько настороженно: например, увидев себя на картине или на фотографии в общественном месте, на выставке. Или прочитав свое имя в посвящении к книге либо в каком-нибудь каталоге на мероприятии. Потом начинается поиск и ожидание: «А где еще? Когда будет следующий раз? Что дальше? Я хочу позировать, дальше фотографироваться, упоминаться, появляться!» И какие начинаются переживания, если что-то похожее происходит с другими: «Кто этот человек на новой картине? Почему он, а не я? Кого это упомянули в той публикации? Как он туда попал? Где в это время был я?» Сразу появляются все те же эмоции: ревность, ощущение, что что-то хорошее отняли и дали другому. Чувство ненужности, желание снова стать центром вселенной.
Когда я опубликовала в своем блоге несколько статей о Музах, многие написали, что это все звучит ужасно, нечестно и несправедливо. Такое ощущение, что Муза — это такое бездушное нечто, которое использовали и выбросили, когда оно стало ненужным. А она ведь живой человек, у которого тоже есть чувства и собственное достоинство. Также пришли многие бывшие Музы, чтобы описать, какое чувство тяжести и опустошения вызывало у них взаимодействие с Мастерами, какими больными и обессиленными они чувствовали себя после того, как с ними «поработали». И говорили: «То, что вы описываете как романтический и прекрасный процесс, на самом деле — издевательство над людьми». Я всегда бросалась спорить с этим мнением. Если взаимодействие хотя бы одной стороной ощущается как пытка, значит, это уже что-то другое! И, кстати, очень часто оно именно так ощущается, когда кто-то пытается быть Музой, хотя это уже не работает.
Известны многие трагические истории, когда Муза переставала быть Музой, но отчаянно отказывалась отступать от этой роли, прибегая ко все более причудливым средствам. Известнейшие примеры: Йоко Оно и жена Сальвадора Дали — Гала. Не желая терять свой «трон», они соглашались на самые немыслимые эксперименты, притаскивали в общий дом и постель своего Мастера любовниц и натурщиц, соглашались на сценарии взаимодействия, которые им самим совсем не нравились. Лишь бы их не уволили совсем! Но это все уже «другая часть оперы», странные игры, в которые играют люди, чтобы сбежать от действительности (которая временно очень не нравится). Это уже не о вдохновении и работе с Музами — это игры власти, шантаж и террор. Сомнительные предприятия, в которых часто в одинаковой степени страдают и жертвы, и те, кто пытается оказать на них давление.
Все же с вдохновением как с любовью. Каждый в этом участвует добровольно. И обычно обе стороны бросаются участвовать в этом с таким рвением именно потому, что всех вовлеченных процесс очень сильно питает и окрыляет. Естественно, это одна из тех областей, в которых ничего не получится, если не раскрыть друг другу душу. А открыть кому-то свое сердце, конечно же, означает занять слабую позицию, стать ранимым. Но без этого не получится настоящего полета. Это тот самый риск, который мы все снова и снова берем на себя ради больших чувств и очень светлых переживаний! И конечно, много раз в жизни большая любовь заканчивается! И часто у одного раньше, чем у другого. Я как-то слышала фразу: «Много кто любит друг друга — только мало пар, в которых люди любят друг друга с одинаковой силой в одно и то же время. Чаще всего кто-то один любит больше или безответно, иногда они меняются». То же самое с вдохновением. Обмен вдохновением — прекрасный процесс, и очень больно, когда он заканчивается. Тем не менее мы на это идем снова и снова, потому что нам нравится хорошая часть процесса. А печальную можно только постараться быстрее пережить, отвлекаясь на новые источники вдохновения и проекты.