Муза художника
Шрифт:
— Я здесь для того, чтобы навестить профессора Трайана Нестореску.
— Сожалею, но этот человек не принимает посетителей.
— Я из Королевского посольства Дании.
— Простите. Доктора Нестореску нет.
— Моя обязанность — устанавливать контакты с широким кругом людей в Румынии.
— Дело в том, что доктор Нестореску уехал на лечение.
— Когда он вернется?
— Я сожалею, но у нас нет такой информации. Извините, я должен попросить вас не задавать больше вопросов на эту тему.
Ничего не поделаешь. Разочарованный, Йон возвращается к машине, которая ждет его на другом конце улицы
— Я пытался нанести визит Императору. Подробнее поговорим об этом позже.
Йон старается прочитать выражение лица Михая. Ему хочется верить, что, несмотря на темноту, он видит, как первоначальный страх на лице мужчины постепенно сменяется пониманием, а затем уступает место зарождающейся надежде.
ЛОНДОН, ИЮНЬ 2005 ГОДА
После того как София узнала об исчезновении дневника, Фрейе пришлось немало попотеть, чтобы убедить ее не идти прямиком к Мартину, а то и в полицию. Девушка с полной ответственностью заявила, что намного проще и безопаснее будет, если она сама заберет книгу у «вора» — как назвала его София, — который, вне сомнения, унес ее, уходя из дома неделю назад.
Между тем Фрейя предприняла еще несколько попыток продвинуться в чтении личных записей Северины Риис. Запираясь в своей комнате наверху, она билась над трудноразличимыми выцветшими строчками и незнакомой лексикой жены художника и сумела осилить еще несколько записей. То, как нелестно был описан отец Йона Алстеда, юный развратник, флиртующий с замужней женщиной под деревьями в парке Тиволи, подтверждало догадку, почему София не желала обнародовать дневник. Пришло время встретиться с Питером еще раз, чтобы поставить новые условия.
В утренний час пик масса погруженных в себя людей спешили сделать пересадку в недрах «Кингс-Кросс Сент-Панкрас». Туннели этой станции метро были завалены строительными материалами, а воздух пропитан едким запахом креозота: объект готовили к будущей роли общеевропейского железнодорожного вокзала. В июне две тысячи пятого года транспортная система Лондона была известна своими системами безопасности, хотя почти никто из пассажиров не знал, что меньше чем через месяц те окажутся драматически неэффективными.
Фрейя подумала, что, вероятнее всего, незадолго до открытия Британской библиотеки найдет Питера в кафе за углом — том самом, где они время от времени бывали, когда работали вместе. Заведение открывалось рано, так что пригородные пассажиры и студенты уже толпились в очереди и стояли бок о бок за круглыми барными столами. Шипение капучинатора и музыка из радиоприемника сливались с доносившимся с улицы шумом транспорта.
Минуту Фрейя ликовала, наблюдая, как Питер стоит в очереди, поправляет очки, тянется в карман за бумажником, не замечая ее присутствия. Перед ним был всего один покупатель. Когда подошла очередь Питера, он оглянулся и, не встречаясь с ней взглядом, быстро улыбнулся. Фрейя не была уверена, ее ли он поприветствовал. Затем Питер повернулся к стойке. Толпа была достаточно плотной, и Фрейя даже не пыталась протолкнуться к нему, но она видела, как в ответ на его заказ бариста достал две высокие чашки, и сделала вывод: Питер заметил ее и
Когда Питер положил сдачу в карман и взял высокие, увенчанные шапками пены чашки, она стала прокладывать себе дорогу к освободившемуся столику. Достигнув цели, Фрейя увидела, что Питер с кофе направляется в другую сторону. Теперь у нее был выбор: либо войти в образ громкоголосой американки и завопить среди всех этих незнакомцев, подзывая его к себе, либо же уступить столик нависшему над ней лысому мужчине в кожаной куртке и последовать за Питером. Она предпочла второй вариант. Пробираясь назад тем же путем, Фрейя испытывала сильную потребность в первой утренней дозе кофеина. Ей также не терпелось показать Питеру, что, несмотря на его теперешние отношения с Софией, она сделала над собой усилие и встретилась с ним.
Подойдя к нему и потянувшись за своей, как она полагала, чашкой кофе, Фрейя обнаружила, что пожимает руку испуганной миниатюрной девушке с круглым лицом в обрамлении кудрявых волос.
— Питер, это… это, наверное, твоя американская подруга?
Фрейя почувствовала неловкость за свой промах, но, с другой стороны, ей было любопытно взглянуть на особу, которая постоянно названивала Питеру, когда тот пытался работать.
— Мы еще не закончили с картинами. Поэтому я и пришла, — поспешно сказала Фрейя, чувствуя, как лицо начинает гореть.
Вид этой парочки, застывшей перед ней с одинаковыми чашками кофе в руках, ясно давал понять, что ее вторжение пришлось на время, предназначенное лишь для двоих, и что они не почувствуют себя комфортно вновь, пока она не исчезнет.
— А, Фрейя… познакомься, это Холлис, — произнес Питер сдавленным голосом, вспомнив о хороших манерах.
Фрейя критически отметила, что он слишком высок, чтобы хорошо смотреться рядом с Холлис. Интересно, Питеру не надоело с высоты своего роста все время лицезреть макушку ее кучерявой головы?
— Приятно познакомиться, — храбро молвила Холлис. — Вы, должно быть, невероятно умная. Питер говорит, вы всегда первой решаете любую головоломку.
Начиная пасовать под их пристальными взглядами, особенно — под взором Холлис, чьи глаза от волнения заблестели и округлились, Фрейя подумала, что лучше сохранять деловой тон. Но она не собиралась полностью отказываться от своих планов на сегодняшнее утро и вытащила из сумочки фотокопию «Интерьера вечером».
— София совершенно уверена, что эти комнатные растения указывают на новую жизнь, которая появилась в их доме после тысяча девятьсот шестого года. Такой символ роста и перемен. Чуда рождения. Как ты собираешься это объяснять?
Все еще стараясь быть дружелюбной, Холлис наклонилась вперед, чтобы рассмотреть изображение.
— Вас интересует, что это за растение?
— Ну, мы еще не настолько далеко зашли, чтобы пытаться определить вид; это больше вопрос того, что оно там вообще делает. Почему художник решил включить растение в композицию картины.
Казалось, Питеру было приятно, что Холлис проявляет интерес к его работе. Возможно, это случилось впервые.
— А у вас есть какая-нибудь теория на этот счет? — спросила Холлис уже менее уверенным голосом.