Муза винодела

Хантер Келли

Проснувшись, Симона обнаружила себя в спальне, продуваемой ветерком из полуоткрытой балконной двери. Она не помнила, как попала сюда. Последнее, что сохранилось в ее памяти, — это горячее испанское солнце и крутившийся под ногами щенок.

Она положила руку на лоб, чтобы унять пульсирующую боль. Тут же перед ней появился Рафаэль. С лицом ангела. С душой бойца. И с сердцем, которое ей, увы, не принадлежало.

— Привет, — сказала она, слабо взмахнув рукой.

— Привет. Как ты себя чувствуешь?

— Так себе. А что случилось?

— Ты

упала в саду. Наверное, небольшой солнечный удар. С ребенком все в порядке.

Хорошие новости, если не считать обморока и солнечного удара. У Симоны было ощущение, что она проспала целый день. Если, конечно, прошел только один день.

— Сейчас все еще пятница? — спросила она.

Рафаэль улыбнулся:

— Пятница.

— Так. Ну а что еще случилось за это время?

— О, много чего.

— Это имеет ко мне отношение?

— В общем, тебя осмотрел врач. Он взял кровь на анализ и дал тебе лекарство, чтобы снизить температуру. Он настаивает, чтобы ты отдохнула. Я хочу того же и увезу тебя в Кавернес.

— Что? — У Симоны закружилась голова. — Почему? Что случилось?

— Ничего. Кстати, со мной прилетел Этьен. Он тоже беспокоится. — Рафаэль помолчал. — Итак, тебе необходим отдых. А здесь ты не сможешь отдохнуть.

— Не смогу? Но почему?

— Ты слишком занята всеми этими кабинетными интригами, пытаясь помочь мне.

— Разве это не входит в наше соглашение? Вместе с поваром, экономкой, обслуживающим персоналом, бронированными машинами, замком и нарядами принцессы. Не думаю, что это такая уж большая плата.

— Зато я думаю, — сказал он. — Так что ты поедешь домой.

— Да?

Симона поспешила закрыть глаза, пока на них не выступили слезы. Она рвалась домой. Хоть ненадолго. Очень трудно проститься с Кавернесом. Пожалуй, даже невозможно. Но мысль о том, что она окажется вдали от Рафаэля, наполнила ее сердце горечью. Она была поражена — он собирается отослать ее.

— А ты? — спросила женщина едва слышно. Ей стало ясно, что Рафаэль сделал выбор и для себя. Решения никогда не давались ему легко, но если он их принимал, мало что могло поколебать его. Только любовь. И долг. — Что ты будешь делать?

— Я … — Он отвел глаза в сторону. — Я бы тоже хотел поехать домой.

— В Австралию? — прошептала она.

— Нет.

Симона пристально смотрела на Рафаэля, ожидая ответа. Она ждала, казалось, целую вечность. Наконец он произнес:

— В Кавернес.

Только дня через два Рафаэль решил посвятить Симону в свои планы. Его глаза засияли, когда он увидел, с каким энтузиазмом была принята эта идея.

— Ты слышишь, Руби? — воскликнула Симона, сидя в постели с подложенными под спину подушками. Руби была где-то под кроватью и, судя по всему, утащила туда один из шлепанцев хозяйки. — Ты станешь щенком-космополитом.

— Она не сможет поехать с нами в Австралию, — заметил Рафаэль. — Слишком длительный карантин.

— Ну,

тогда придется ограничить ее передвижения Европой. Она могла бы оставаться с Люком и Габриель. Так когда мы отправляемся?

Рафаэль расхаживал по спальне в одних пижамных брюках, больше, чем всегда, похожий на ангела в голубоватом утреннем свете.

— Завтра. Этьен не возражает. Он распорядился устроить в замке праздничный ужин в нашу честь. Я предупредил его, что ты будешь присутствовать на нем, если хорошо себя почувствуешь. Ну, что скажешь?

— Конечно, я приму приглашение, — улыбнулась она. — Спасибо, что спросил.

— Пожалуйста. — Его губы дрогнули, но глаза остались серьезными. — Я придумал этот план после того, как с тобой случилось несчастье.

— Какое несчастье? Я всего лишь потеряла сознание.

— Этьен согласился со мной.

— Был ли у него выбор?

— Нет, — улыбнулся Рафаэль. — Но у тебя есть. Мы можем изменить наш план. Ты только скажи.

— Мне все нравится, — заверила его Симона. — Шесть месяцев — принцесса, три — наследница империи шампанских вин, еще три — муза прославленного винодела. И так каждый год. Мне кажется, я справлюсь со всеми этими ролями. Ну-ка повернись.

Он повернулся к ней лицом.

— Нет, спиной.

Рафаэль не пошевелился. Он уже знал, что за этим последует прикосновение, потом поцелуй, потом он окажется вместе с ней в постели, и все это закончится тем, что они займутся любовью. А он старался быть особенно осторожным в эти дни. Так рекомендовал врач.

— Знаешь, у меня появилась одна мысль… — начала Симона.

— Если насчет тату, я даже слушать не стану.

— Поверь, мысль стоящая…

— Нет. Ешь свои хлебцы.

— Мне уже надоели эти чертовы хлебцы, — буркнула она, передернув плечами.

Раф с беспокойством посмотрел на нее, должно быть предполагая, что сейчас она стремительно бросится в ванную. Но у Симоны было на уме другое.

— А что, если у нас будет девочка? — Она вернулась к излюбленной теме. — Тогда нам придется отказаться от имен архангелов. Метатронелла меня совсем не привлекает.

— Полностью с тобой согласен.

— К тому же мне вообще не нравится вереница имен — Дювалье, Александер, де Морсе и так далее. Почему бы нам не назвать малышку именем какого-нибудь цветка, месяца года, звезды или просто чего-нибудь замечательного? Что, к примеру, ты думаешь о Надежде?

— Оставь надежду навсегда, — промурлыкал Рафаэль.

— Тогда, может быть, Серена — спокойствие и безмятежность?

— Вряд ли она подарит нам спокойствие и безмятежность.

Симона решила, что хватит его дразнить.

— Мою мать звали Анжелина, — начала она осторожно. Мать умерла, когда Симоне не было и года, и она ее совсем не помнила. Однако она знала маму по рассказам, и то, что она знала, ей очень нравилось. — Анжелина Грэйс.

— Это неплохо. — Он одарил ее мягкой улыбкой, которую Симона очень любила.