Музей боевых искусств
Шрифт:
Вот теперь-то, когда опасность быть пойманным на месте преступления миновала, при воспоминании о девушке сердце стала сжимать жалость, начало угнетать чувство вины. «Не уберег девку, а возможно, еще и сгубил, — думал я, сидя на гимнастической скамейке в пустом зале. — Кто знает, не стала ли причиной ее смерти наша связь… Может быть, если бы Оксана не встречалась со мной, то осталась бы жива? А я еще, подлец такой, заставил ее сделать аборт… Она так хотела иметь от меня ребенка!». Подобные мысли здорово давили на психику, мешали сконцентрироваться, поэтому я, собрав в кулак волю, гнал их от себя. Мне было над чем подумать, а казнить себя
К концу рабочего дня у меня уже было представление о том, что же все-таки произошло в доме девушки. А произошло, на мой взгляд, следующее. Очевидно, Оксане позвонил кто-то из ее женихов — Паша или Джон — и предложил встретиться. Девушка отказалась по двум причинам — во-первых, была со мной, а во-вторых, неважно себя чувствовала после посещения известного заведения. Возможно, была и третья причина, из-за которой она не захотела встретиться со звонившим ей типом, — просто не желала его видеть. Но человек все же приехал к Оксане домой, именно он вчера вечером звонил в ее дверь, и именно к нему выходила за калитку девушка. По-видимому, она дала ему от ворот поворот. Но человек не ушел. Побродив по окрестностям частного сектора и, возможно, накачав себя спиртным в каком-нибудь баре в районе гостиницы «Космос», он вновь вернулся к дому девушки. Мы тогда как раз укладывались в постель. Оксана отправилась к воротам, а я уснул и потому не слышал, что же произошло. Девушка в комнату больше не возвращалась и соответственно рядом со мной не спала. Теперь я отчетливо помню, что утром, когда я проснулся, постель рядом со мной была не смята. Человек этот, по-видимому, повздорил с Оксаной. Он ударил ее чем-то тяжелым по голове, а когда она потеряла сознание, оттащил в кладовку. Там, бросив Оксану на пол, он выстрелил ей из пистолета в затылок. Отсутствие следов крови во дворе и большое ее количество в кладовке как раз и свидетельствуют о том, что человек убил девушку именно в кладовке, а не в каком-либо ином месте. Этот факт, по-видимому, имеет в действиях преступника какое-то существенное значение, но вот какое, я пока понять никак не мог. А мотив преступления, очевидно, — ревность. Отелло, видать, этот Джон или Паша. «Черт возьми, ведь он и меня под горячую руку мог грохнуть! — от этой мысли меня передернуло. — Что ему стоило пройтись по комнатам, обнаружить меня в спальне и пустить спящему пулю в лоб. Выходит, что я еще счастливо отделался».
Я укорил себя за то, что вчера, перед тем как взяться за мытье посуды, не проявил любопытства, не открыл окно веранды и не подслушал, кто приходил к Оксане и о чем говорил с ней. Возможно, сегодня бы я уже знал имя убийцы. Был еще один способ узнать его имя — заглянуть в память мобильного телефона Оксаны. Наверняка в нем сохранился номер звонившего ей вчера вечером человека. Интересно, мобильник Оксаны до сих пор лежит в закутке у бани в щели между шифером и брусом? Но, увы, о том, чтобы вернуться в дом Оксаны и посмотреть, на месте ли телефон, пока не могло быть и речи.
Итак, остановимся пока на двух подозреваемых и начнем их вычислять, а потом и выводить на чистую воду.
Глава 15
Без двадцати пять, когда к концу подходила моя последняя на сегодня тренировка, в спортзал заглянул Колесников и поманил меня пальцем. Я взмахнул в ответ рукой — мол, понял, — однако задержался около пацанов, показывая, как именно нужно проводить болевой прием
— Слушай, там мент этот пришел, хочет тебя видеть, — негромко, чтобы не слышали дети, сказал Иван Сергеевич и показал рукой за спину, примерно в ту сторону, где находился его кабинет.
Я сразу понял, о ком именно идет речь. Сердце птицей трепыхнулось в груди, а потом вдруг ухнуло куда-то вниз.
— Джованни, что ли? — спросил я ставшим неожиданно чужим голосом. Неужели Самохвалов вычислил меня?
А вот завуч меня не понял. Подтянув вечно сползавшие с огромного живота брюки, он удивленно спросил:
— Какой еще Джованни?
— Ну, майор рыжий, на обезьяну из мультика похожий, — досадуя на то, что не ко времени приходится объяснять очевидные вещи, сказал я.
— Ну, у тебя и сравнения, — хмыкнул старик, одобряя, как мне показалось, в глубине души данное мной майору прозвище. — Он, он. Ты иди, Игорь, а я за тебя тренировку закончу. И не тушуйся там, — заметив, очевидно, что я побледнел, подбодрил меня дядя Ваня. — Ты ни в чем не виноват, а потому держи себя с достоинством! — И, хлопнув меня по плечу, он подтолкнул меня к двери.
Однако слова завуча не вселили в меня уверенности — он не знал о продолжении истории, начавшейся несколько дней назад в переулке у Музея искусств, — а потому, выйдя в небольшой коридор, я несколько секунд стоял, опершись о стенку, пытаясь привести в порядок расшалившиеся нервы. Наконец, преодолев соблазн переодеться и сбежать, я направился в конец коридора, где находилась дверь кабинета Колесникова. Остановившись у порога, набрал полную грудь воздуха, а потом медленно выдохнул его, восстанавливая сбившееся дыхание, и вошел в кабинет.
— А, Игорь, — приветливо, насколько может быть приветливым мент по отношению к подозреваемому, произнес Самохвалов. Одет он был по форме, учитывая конец рабочего дня, слегка помят, с успевшей отрасти с утра на щеках щетиной. — Проходи.
— Привет, — сказал я вяло.
Конвоя нигде видно не было, но, может, ОМОН уже вокруг стадиона позиции занял, а майор, как герой-одиночка, отправился первым, чтобы вначале попытаться единолично взять преступника, прежде чем начнется штурм спортзала?
Ни жив ни мертв, я подошел к столу, и — о чудо! — Джованни протянул мне руку — впервые со дня нашего знакомства. Ожидая подвоха — знаем мы эти ментовские штучки, — я очень осторожно пожал поросшую рыжеватой щетиной лапу майора. Но нет, наручник, как я ожидал, на моем запястье не защелкнулся. Почувствовав себя увереннее, я сел на стул и поинтересовался:
— Пришел проведать подозреваемого? Посмотреть, в каких условиях он трудится? — И я обвел глазами скудную обстановку кабинета завуча.
— Да ладно тебе, — примирительно сказал Самохвалов. — Я допрашивал Дарью Соломину, она подтвердила твое алиби — в момент ограбления ты никак не мог оказаться в музее. Так что с тебя снимаются все подозрения.
У меня отлегло от сердца — значит, майор не арестовывать меня пришел.
— Надо ж, какой мент вежливый пошел, — не удержался я от сарказма. — Ради того, чтобы извиниться за необоснованные подозрения, приезжает к фигуранту на работу.
— Ну, не только для того, чтобы извинения принести, — добродушно заметил Самохвалов. Он взял стоявший в его ногах кейс, положил его на стол и стал расстегивать замки. — Отпечатки пальцев хочу с тебя снять.