Музей боевых искусств
Шрифт:
— Они работают? — Я будто заново знакомился с девушкой.
Оксана неохотно откликнулась:
— Ну, работают.
— Где, кем?
— Папа дальнобойщик, мама бухгалтер, — Оксана осклабилась, с окровавленным ртом она была похожа на вампира. — Тебе-то что?
— Да так, хочу узнать, дома они или нет.
— Отец в рейсе, мать еще не пришла с работы.
— Ну что ж, веди в дом, — я подтолкнул девушку и тут же вскрикнул, заметив, что Дашка нагибается, чтобы взять пистолет: — Не бери! На нем же отпечатки!
— Ах да! — спохватилась Дашка, поколебалась, но все же взяла оружие, только осторожно, двумя пальцами и за самый кончик ствола.
Гуськом — впереди Оксана, за ней я, а за мной Дашка с пистолетом — мы свернули за угол дома, поднялись по ступенькам крыльца и вошли в дом.
Ничего хатка — веранда, большая прихожая, четыре неплохо обставленные комнаты, отличный ремонт, превосходная бытовая техника. И чего Оксане в жизни не хватало? Я оглядел на всякий случай комнаты, но действительно в доме
Обосновались мы в гостиной. Хозяйку усадили на диван, Дашка села в одно кресло, аккуратно положив на стол пистолет, я — в другое.
— Ну, что, — произнес я, взглянув на Оксану. — Может быть, все-таки сама во всем признаешься?
Отпираться и идти, как говорят в полиции, в полный отказ не имело смысла, Оксана была жива, при ней находился пистолет, и эти факты требовали объяснений, а потому девушка дурочку и не разыгрывала, но и рассказывать что-то желанием не горела. Ее губы тронула усмешка:
— Я тебя послушаю.
— Как знаешь, — развел я руками и, обращаясь к Дашке, заговорил: — Жили-были на свете подруги-тезки Оксаны — одна Ветрова, а другая Стенькина. Обе учились в одном классе, жили неподалеку и после окончания школы дружбу водить не перестали, продолжали ходить друг к другу в гости и делиться своими девичьими секретами. Конечно же, я всех подробностей дела, Дашка, не знаю, просто предполагаю то, что происходило, так что могу кое-что приукрасить, а то и соврать, — пояснил я и продолжил: — Обе девушки не очень-то юного возраста были не замужем, что, впрочем, и неудивительно — в нынешнее время молодежь не очень-то торопится связывать себя семейными узами. Но у каждой был приятель — у Ветровой Павел, у Стенькиной Джон, и, я так думаю, не он один. И, кстати, ни один из перечисленных мной мужчин не был импотентом, в чем пыталась меня убедить Стенькина. Паша-Паштет — человек, принадлежащий к криминальным кругам, — души не чаял в Ветровой. Он поддерживал девушку материально, одевал ее, обставил комнату в ее доме, куда частенько захаживал, а когда Оксана забеременела, предложил ей выйти за него замуж. Но перед тем, как вступить в брак, Паштет решил обеспечить своей семье безбедное существование — ограбить Музей искусств на приличную сумму в десять миллионов. В долю взял Вещагина и Тропаря. Оксана, как тебе уже известно из признания Паштета в подвале своего дома, должна была страховать грабителей, прикрыть, если потребуется, их отход. Ветрова — как, впрочем, и Стенькина, — не очень-то придерживающаяся высоких морально-этических норм, решение Паштета ограбить музей поддерживала, но участвовать в нем побаивалась, в чем призналась своей подруге, от которой у нее никаких секретов не было. Боевая и пронырливая Стенькина вызвалась помочь своей нерешительной подружке, поддержать ее во время ограбления и вместе с нею отправилась к музею, о чем Паштет, разумеется, понятия не имел, иначе устроил бы разгон Ветровой за то, что она не умеет держать язык за зубами. Но как бы там ни было, в день ограбления обе подруги оказались на улице Новокузнецкой, подъехав на нее отдельно от компании грабителей либо на такси, либо на общественном транспорте. Именно на этом участке маршрута отхода банды по договоренности с Паштетом в дело и должна была в случае необходимости вступить Оксана. Скорее всего, девушки рассчитывали на то, что их помощь не потребуется, но банда Паштета прокололась, за грабителями погналась охрана, и Ветровой нужно было во что бы то ни стало отвлечь на себя внимание преследователей. Однако, когда в переулке завязалась перестрелка, мимо нее промчался вначале Паштет, затем Вещагин, а потом выскочил я, которого она приняла за охранника, Оксана растерялась и шарахнулась от меня как черт от ладана. Но тут девушке на помощь пришла шедшая следом за Ветровой Стенькина. Она-то и бросилась ко мне под ноги. В конце концов, неважным оказалось, что девушки приняли меня за охранника; главное, задача, возлагавшаяся на Ветрову, оказалась выполненной — преследователи, принявшие меня, в свою очередь, за бандита, отстали. Об участии в деле Стенькиной девушки чуть позже договорились Паштету не сообщать, так что Паша до сих пор понятия не имеет, кто на самом деле помог ему и Вещагину ускользнуть от преследователей. Это обстоятельство сыграло немаловажную роль в преступлении, которое задумала Стенькина. Не знаю, когда она его задумала — в тот момент, когда в полиции узнала, что я не охранник, а жертва обстоятельств, или раньше, когда Ветрова рассказала ей об ограблении, — но так или иначе Стенькина решила использовать меня в своих замыслах, так как я был подходящей кандидатурой на роль козла отпущения — Самохвалов считал меня участником банды грабителей.
— Может, наручники с меня снимете? — неожиданно проговорила Оксана. — А то руки затекли.
— Потерпишь, — кинув на девушку недовольный взгляд, ибо она сбила меня с мысли, произнес я.
— Во-во! — поддакнула Дашка. — Пять минут посидела в браслетах — и заныла… Тебя бы в подвал к Паштету, да шпагатом к балке привязать, посмотрела бы я, как ты запела. Так что заткнись!
Наша пленница презрительно посмотрела на Дашку, а девушка повернулась ко мне и попросила:
— Продолжайте, Игорь, очень интересно, что эта змея придумала и как вы ее раскололи.
— Оксана стала добиваться моей дружбы, — вновь заговорил я, — прикидываясь скромницей и тихоней,
На следующий день отчасти из-за любопытства, отчасти из-за того, чтобы доказать рыжему майору, что я не имею к ограблению музея никакого отношения, я взялся за розыски банды Паштета. Мне удалось узнать, куда преступники побежали после ограбления и на какой марке автомобиля уехали, но дальше, увы, их след терялся. Отчаявшись отыскать грабителей, я бросил их поиски. Но Стенькину такой расклад не устраивал. Ей необходимо было, чтобы я вышел на Паштета, дабы подставить меня ему, а Паштет, в свою очередь, узнал бы о моем существовании. И Оксана, выведав у своей подруги адрес Вещагина, а также узнав, что он обретается в бильярдной, назначает мне неподалеку от этого заведения в кафе «Солнечное» встречу, чуть ли не ткнув носом в припаркованную на автостоянке машину Витька. К тому времени прошло уже десять дней, я многое передумал о мнимой беременности Оксаны и пришел к выводу, что не готов к рождению ребенка, а потому в кафе стал настаивать на том, чтобы девушка сделала аборт. Поход к гинекологу в планы Стенькиной не входил, она рассчитывала водить меня за нос до совершения ею задуманного, но под моим давлением была вынуждена сдаться, иначе я мог бы просто порвать с ней, а следовательно, сорвать так четко спланированную хитроумную комбинацию. Пока мы в «Солнечном» обсуждали проблему «беременности» Оксаны, проворонили Вещагина. Постигла нас неудача и в бильярдной — адреса Витька нам не дали, но Оксана, не желавшая ждать, когда я сам выйду на Вещагина, решила поторопить события. Она отправилась к завсегдатаю бильярдной, криворотому мужику, поговорила с ним о чем-то отвлеченном, а когда вернулась ко мне, то выдала уже давно известный ей адрес Витька, сказав, что его ей сообщил несговорчивый мужик.
Ну а на следующий день, когда я отыскал Вещагина и через него вышел на дом Паштета, засветившись тем самым перед бандой, все и произошло. Оксана приступила к действиям. Как раз и момент подходящий настал — мама Ветровой уехала ночевать к сестре, настоящего Джиги не было в городе, так что попасться на глаза он мне или я ему в неподходящее время не мог. Уж и не знаю, одна действовала Стенькина или ей помогал Садовников, — при этих словах я глянул в сторону несколько приунывшей Оксаны, — следствие покажет. Но в этот день Ветрову убили из пистолета Паши, а труп лицом вниз положили в кладовку, предварительно надев на тело бордовую ночную рубашку. Затем Стенькина и Садовников отправились к институту гинекологии. Едва девушка вошла в институт, как к его воротам подъехал я. Замешкавшийся Садовников был вынужден спрятаться в подъезде дома. Ему бы следовало уйти через второй выход подъезда, да он из-за любопытства задержался, за что и поплатился — я его заметил и взял в оборот. Садовников вновь был вынужден выдать себя за Джигу, а подошедшая Оксана поддержала рассказанную мне Садовниковым легенду о том, что он якобы следит по просьбе Паштета за девушкой, и, спасая парня от моих дальнейших расспросов, чуть ли не силой выгнала его из подъезда. Но этот инцидент принес мне удачу — у меня на руках осталась визитная карточка Садовникова.
Разыгрывая из себя немощную после аборта женщину, Стенькина привезла меня к Ветровой домой, где в гостиной на пианино стояла заранее выставленная ею фотография Джона. Конечно же, как и рассчитывала девушка, я обратил на снимок внимание и запомнил лицо англичанина. А позже Оксана, большая мастерица устраивать всякого рода мистификации, разыграла очередную сценку, в которой главным действующим лицом явился некий мужчина, а именно — Джон. Показав мне, где туалет, Стенькина зашла в закуток и, дождавшись, когда я выйду из кабинки, позвонила англичанину и затеяла с ним рассчитанный на мои уши громкий разговор, из которого можно было заключить, что он собирается приехать к ней в гости. Потом, отключив мобильник, уже в моем присутствии Оксана положила его на брус таким образом, чтобы он упал в щель. Рассчитан этот трюк был на то, чтобы я позже забрал телефон и посмотрел, с кем она разговаривала. — Я поежился и печально взглянул на Дашку. — Как представлю, что все то время, пока я пребывал в доме Ветровой с Оксаной Стенькиной, труп хозяйки дома находился в кладовке, мороз по коже пробирает.
— Да уж, конечно, — содрогнулась, очевидно, представив мертвую девушку, Дашка и повернулась к Стенькиной. — Что, сука, не жалко было убивать подругу?
— Убийство еще доказать нужно, — фыркнула Оксана.
— А я и доказывать ничего не буду! — взвилась Дашка, и глаза ее зло сузились. — По хлебальнику надаю да пару ребер сломаю, сама вся расскажешь. У меня на тебя давно кулаки чешутся, с самой первой нашей встречи.
Оксана дико посмотрела на девушку, а я вмешался в перепалку: