Музей революции
Шрифт:
Ну-ка, а здесь что у нас?
Под жестяными черными футлярами сомкнутым армейским строем стояли круглые коробочки из алюминия. Резьба залипла, стенки оказались тонкие и ненадежные, чуть-чуть надавишь, сразу вмятины. Наконец одна коробка поддалась. Павел вытряхнул рулончик, взял пинцет и с медицинским тщанием стал отворачивать приставший край, как приподнимают кожицу на ране. Фотопленка, перележавшая в закрытом тубусе, безнадежно щелкнула и надломилась. Павел, не дыша, расправил оторвавшийся кусочек под слабым школьным микроскопом и включил подсветку.
Огромные
Бритвенно острым ножом Павел подцепил еще один футлярчик, распорол его мягкий металл, вытряхнул мутную пленку. Слегка надавил на пинцет, потянул за краешек — и обломил залипший снимок; химический слой превратился в труху и осыпался. Саларьев дунул, и пыльцы не стало.
Третья пленка, четвертая, пятая… лишь два рулончика внушали слабую надежду на спасение. Завтра же они отправятся в лабораторию; работа запредельно дорогая, но пускай за все заплатит Ройтман. Снимки хранились с тридцатых годов, сняты обычные люди; чем ему не предки.ру!
Саларьев выволок на середину кабинета вторую дядиколину коробку; плюнул на музейные привычки, не стал развязывать бечевку и снимать холстину, грубо распорол ее ножом. В коробке прятался вертеп. Фигурки от него не сохранились, облупилась небесная краска, створки позолоченных дверей не раскрывались. Ладно. Утром Павел передаст рассохшийся вертеп директору, всучит отцу архимандриту бесполезные записки дяди Коли, а про найденные пленки промолчит.
Апрельский Питер был воздушным, майский — провалился в южную жару. Бойкие девчушки в новостях повторяли со знанием дела: «старожилы такого не помнят». Шерстяные шторы раскалялись, пахли пляжным песком, в спальне становилось слишком душно, и Татьяна досыпала в коридоре, на советской драной раскладушке. Здесь же, возле самой двери, и работала. Рисовала смешные наряды, строчила на машинке «Зингер», зачищала будущие стыки. Ночью запиралась в мастерской, распахивала настежь окна, и, устроившись на жарком подоконнике, склеивала мелкие детальки, разводила плотные красители, занималась сваркой несущих конструкций. Прохожие, почуяв характерный ацетонный запах, изумленно вскидывали головы, а при виде сварочного фейерверка на всякий случай ускоряли шаг.
В этот день она ждала клиенток, очередных московских вертихвосток; их перенаправил к ней Аркадий
Клиентки запаздывали; Тата кроила панталончики для негритоски (мечта любого мастера — заказчик, влюбившийся в куклу и каждый сезон обновляющий ей гардероб). И по привычке громко напевала:
Мы простимся с тобой у порога,
Ты мне помнить обещай…
Только допев до конца, она услышала возмущенно-громкий стук, подкрепляемый протяжными звонками. Ох ты, она чересчур увлеклась; клиентки слышали ее вокальное безумие; как же стыдно, стыдно, стыдно.
И Татьяна отворила дверь.
На пороге — две светские дамочки. Одна упругая, другая стройная; от обеих пахнет, как перед летним дождем; на лицах вежливое недоумение — нет, наверняка все слышали. Причем позвонили не сразу; небось стояли, дуры, и хихикали.
Татьяна помрачнела, напряглась:
— Входите.
Та дамочка, которая упругая, представилась:
— Ой, здравствуйте, как хорошо, что вы такая, а мы тут слышали, как вы поете, зд'oрово, ну правда, очень зд'oрово, меня зовут Натуся, про меня вам Каша Гайдамак звонил, а это моя компаньонка, вы не против, мы сегодня будем вместе?
— Нет, не буду, — сказала Татьяна.
Наверное, ей полагалось говорить помягче, как бы стелясь перед заказчиком, тем более Натуся оказалась молодец, спокойно и просто призналась, что пение они подслушали, и это было правильно, без экивоков, неловкость сразу же была снята, но все равно смущение не рассосалось. Значит, Натуся. Понятно. А как зовут ее подругу? Не спросила.
— У нас тут душновато, но ничего, пройдемте в мастерскую.
Как водится, богатые заказчицы стали охать, ахать и хватать игрушки, уважительно ощупали сварочный аппарат и защитную маску; с каждой минутой Тата проникалась добрым чувством к толстомясой прыгучей Натусе, а к ее молчаливой подруге — недобрым. Эта субтильная девушка, в легком фисташковом платье, с широким белым поясом чуть выше талии, даже не пыталась сделать вид, что ей симпатична Татьяна; она крутила в тонких пальчиках зверушек, для проформы бурно восторгалась, а сама все время зыркала на Тату, и взгляд ее был нехорошим, пытливым. Татьяна внутренне закрылась от нее; на все вопросы отвечала, адресуясь исключительно к Натусе, но тоже постоянно взглядывала на ее пытливую подругу.
В конце концов они договорились о паст'yшке, белокурой и голубоглазой (Натуся в детском стиле набросала эскиз); паст'yшка не должна быть гуттаперчивой, рост гренадерский — полтора метра. Долго обсуждали цвет лица; Татьяна настояла на своем — чистая фарфоровая белизна.
— А почему вы не хотите сделать естественный цвет? — как бы наивно спросила подруга, неприятным нарочитым голосом, и Татьяна едва удержалась от резкости; на какое-то мгновение ей показалось, что заказчицы заранее узнали про ее трагедию, и теперь куражатся — нарочно.
Измена. Право на сына
4. Измены
Любовные романы:
современные любовные романы
рейтинг книги
Тайны затерянных звезд. Том 2
2. Тайны затерянных звезд
Фантастика:
боевая фантастика
космическая фантастика
космоопера
фэнтези
рейтинг книги
Мастер Разума
1. Мастер Разума
Фантастика:
героическая фантастика
попаданцы
аниме
рейтинг книги
Возвышение Меркурия. Книга 2
2. Меркурий
Фантастика:
фэнтези
рейтинг книги
Боярышня Евдокия
3. Боярышня
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
рейтинг книги
Хозяйка дома в «Гиблых Пределах»
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
рейтинг книги
Трилогия «Двуединый»
Фантастика:
фэнтези
рейтинг книги
Князь Серединного мира
4. Страж
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
рейтинг книги
Хранители миров
Фантастика:
юмористическая фантастика
рейтинг книги
