Муж, любовник, незнакомец
Шрифт:
— Единственное, что имеет значение, — это ее благополучие, — признал Клод.
Начало оказалось именно таким, какого ожидала Маффин. Ей не потребовалось долго уговаривать его: он вскоре лопнул, как глиняный горшок, и выложил ей всю историю. Маффин совершенно искренне не знала, что подумать. На Софи кто-то напал — или ей показалось, что напал, — кто-то, кто выглядел и говорил точно так же, как Джей Бэбкок. То ли Маффин снова сбрендила, то ли ей действительно есть чего бояться.
— Я предупреждала ее, что он может оказаться опасным, — сказала Маффин.
Клод в нерешительности
— Что вы хотите этим сказать?
— Она не верит, что он на самом деле Джей. Никогда не верила. И это делает ее опасной для него.
— Вы полагаете, он способен причинить ей вред?
— Вероятно, уже попытался. — Маффин не могла бы сказать, верит ли в это сама или старается поквитаться с Джеем Бэбкоком, но не долго думая, решила, что это не имеет значения. Важно то, что у нее теперь есть оружие против этого негодяя.
Джей поднял сжатый кулак, тупо глядя на то, что осталось от застекленного портрета отца. Кто-то разбил его вдребезги. Рамка, стекло, фотография — все было сокрушено одним ударом. Кровь капала с его ладони на лежавший па столе кабинетный ежедневник в кожаном переплете, окрашивая осколки стекла и порванный портрет алыми пятнами. Все выглядело так, словно сам охотник оказался жертвой.
Выражение лица Ноя было столь же грозным, сколь и вид зажатого у него под мышкой ружья. Прирожденный охотник, он в тот день принес несколько куропаток, и все домочадцы были созваны полюбоваться его добычей. Джею было тогда не больше десяти, и он не мог понять хищнического инстинкта отца. Теперь понимал. Это было второй натурой.
Но если то событие его просто встревожило, то нынешнее встревожило очень сильно.
Кто-то разбил портрет.
Не требовалось никаких иных доказательств, что это сделал он сам, но он этого не помнил. Помнил лишь, как боль пронзила глаз. Она была такой невыносимой, что на мгновение он ослеп, такой бешеной, что захотелось немедленно что-нибудь сокрушить.
Коробка с бумажными салфетками стояла на старинном секретере, который он приспособил под письменный стол для спальни. Джей вытащил сразу несколько штук и прижал к кровоточащим порезам. Фамильное кресло скрипнуло, когда он, закрыв глаза, откинулся на его спинку. Когда же это началось — эти провалы в памяти, эта боль, доводящая до белого каления?
Курс медикаментозного лечения не дал никаких результатов. Головные боли становились еще сильнее, к тому же появились и другие симптомы: жестокие желания и приступы буйной ярости, тому пример — сегодняшний случай. Портрет — не первая вещь, которую он сокрушил. Однажды он обнаружил разбитое зеркало во врачебном кабинете. Единственное, что он помнил: вот он смотрит на себя в это зеркало, а уже в следующий момент — зеркало оказывается разлетевшимся на куски.
«У тебя кровь на руках. Ты так же виновен, как все мы!»
Уставившись на осколки стекла, застрявшие в ладони, Джей словно наяву слышал, как отец бросает ему это обвинение. Но он не мог взять в толк, что это значит. И что, дьявол его побери, с ним происходит.
Догадка исказила гримасой лицо, когда он посильнее прижал к ране окровавленные салфетки.
Даже она в нем есть. Софи.
Джей убеждал себя в том, что это невозможно. Она не могла быть врагом. Ей не свойственны тщеславие и желание что-то урвать для себя. И все же какой-то смысл в этом явно был. Она ведет себя странно, что-то скрывает. По нескольку раз в день меняет мнение о том, кто он. При этом ни один из приводимых ею доводов не является истинным, вынужден был признать Джей. Она опасна, потому что делает его уязвимым, как никто другой.
Она будит в нем темные, жестокие и прекрасные порывы. Порывы, сжигающие душу. Она — та самая ацетиленовая горелка, что пылает в нем бело-синим пламенем, вдруг понял Джей. Без нее не было бы ничего, кроме тьмы, кроме пустоты, из которой он пришел.
Да, именно уязвимым. Неуравновешенным. Не вполне здравомыслящим. Именно таким, и даже хуже, он становился из-за милой маленькой очаровательницы по имени Софи. Джей произнес ее имя, произнес тихо, почти прошептал и немедленно ощутил ошеломляющий прилив желания. Нокаутирующий удар, который мог бы лишить его чувств, если бы он не взял себя в руки.
Что же дает ей такую власть над ним?
Этот вопрос неотступно мучил его, пока он разглядывал пятна крови и разбросанные вокруг осколки стекла. В голове снова запульсировала боль. Но, обозревая бедлам, который устроил, Джей заметил нечто, что заставило его податься вперед. На кабинетном ежедневнике поперек календаря было что-то написано.
Следуй за мной.Кто-то написал эту фразу несколько раз, и это мог быть только он. Почерк — его. Вглядываясь в знакомые буквы, Джей осознал, что написал это не только на календаре, это же он нацарапал на столе в «Крутом Дэне». Только не помнил почему и когда.
Охваченный смятением, потрясенный, Джей встал с кресла. В его несчастной, разламывающейся от боли голове теснилось слишком много вопросов, слишком многого он не понимал. Кто-то хочет его поиметь, но он сам поимеет этого «кого-то». Сегодня вечером он расставит сети и поглядит, кто в них попадется.
Глава 24
Ее улыбка, и ничего больше. Весь вечер Софи думала только об этом, но лишь около девяти часов Джей вернулся к этому сюжету.
— Мне нужно побыть с тобой, — прошептал он. — Господи, мне так это нужно.
Он подошел к ней сзади, и она радостно вздрогнула, почувствовав, как его пальцы скользят по ее обнаженной руке, подбираясь к запястью. Вот уже час или около того веселье постепенно затухало, и Софи, покинув эпицентр устроенного Уоллис «барбекю на лужайке», отошла к дальнему концу бассейна, любуясь мягкими отблесками фонарей на поверхности воды и рассеянно прислушиваясь к нечленораздельному гулу разговоров. То и другое действовало на нее гипнотически, и она не заметила, как он подошел, хотя все время думала о нем.