Мужчина и женщина
Шрифт:
Конечно, я школьный курс анатомии знала и сдала на отлично этот предмет, но "мужской" вопрос меня, практически, не волновал. Мальчиков в школе у меня, почитай, и не было, потому что мне были смешны их обезьяньи претензии на взрослость и я не уважала их лени и стремления проехаться "на шару", хотя бы и за мой счет. Списывать на контрольных им давала, не скрывая насмешки. Вуз выбрала - с благословения отца - самый почтенный и перспективный в плане многообразного приложения и развития моих будущих сил - точной механики и оптики. На курсе у нас и особенно в группе преобладали молодые люди, и я сразу стала объектом усиленного ухаживания. Девицей я была, как говорится, очень даже "ничего себе": стройная, сильная, веселая, и было у меня румяное лицо, что в глазах представителей сильного пола свидетельствовало (и справедливо) о моем физическом добром здравии. Теперь я мужскую психологию хорошо понимаю и могу задним числом верно ответить, почему за мной началась буквально массовая охота со стороны студентовстаршекурсников и даже аспирантов. Дело в том, что и они, и мои сверстникимальчишки, однокурсники, для
Да, провожали меня, да, тыкались мне в щеку и горячими, и слюнявыми губами, да, и пытались обнять или притиснуть в углу, но сил, слава Богу, у меня всегда доставало за себя постоять, а внутренний сон (или оцепенение?) всего женского естества позволял быстро и равнодушно, без каких-либо соблазнительных ощущений забывать и матримониальные предложения создать крепкую образцовую семью.
А время, однако, ускорило свой ход и перешло с шага на бег трусцой, а затем на бег быстрый и даже с ускорениями. И бедная мама, уже не раз вздыхая, домогалась от меня поведать ей всю правду о моем избраннике, которого я, дескать, от них с отцом охраняю: "Так не надо таиться, доченька, дело твое житейское, молодое, а нам с отцом пора уже готовиться и внучат баловать". Я отшучивалась, что еще "тот принц не родился, который меня, спящую царевну, разбудит, а сама тем временем естественным образом дозревала до осознания неизбежности своего замужества. Уже практически все мои однокурсницы повыскакивали замуж, на их свадьбах я нагулялась да и на свадьбах иных из своих бывших одноклассниц тоже - пошла такая полоса в моей жизни, и ревнивое чувство: а я-то их чем хуже?
– уже коварно нет-нет да и посасывало мое непреклонное сердечко.
Так вот я и напрягалась инстинктивно в ожидании того принца, которому отдам свой поцелуй; не кривя своей непорочной совестью. А когда чего-либо ждешь, то оно и сбывается. Или тебе кажется, что оно сбывается. Принц явился!
Во время весенних каникул уже на пятом курсе нам домой привез письмо и небольшую посылочку сын боевого однополчанина моего отца, ныне замминистра в средмаше. О, Боже, что это было за явление - воистину, принц из волшебной сказки! Высокий - на полголовы выше меня, а я-то совсем не маленькая, элегантный, одетый фирменно, но со вкусом и тактом, едва заметно благоухающий какими-то импортными духами - тонкими и терпкими, с пристальным взглядом умных и многознающих глаз, вежливый и дерзкий одновременно - таким был Ипполит, студент-выпускник МИМО, института международных отношений самого элитарного из всех "позвоночных" вузов, куда принимают по звонку сверху. Это много позже я поняла, что ему перед распределением и направлением в какое-либо диппосольство нужна была заполненная графа "женат", да не просто абы как, а занятая самой проверенной-перепроверенной женой лучших безупречных коммунистических кровей, от самых достойных и уважаемых строителей и защитников социалистического отечества. В этом геральдическом смысле ничего не могло быть достойнее моих родителей: исконных рабочих, выдвиженцев в героические годы, кавалеров многих ратных и трудовых наград. Нет у меня сомнений, что моя простоватая матушка и его благородная маман уже давно провели тайные свадебные переговоры между собой на тему: "У вас товар, у нас купец" - каждая со своей кочки глядя, и пришли к общему взаимовыгодному итогу, и отца будущего жениха в сговор вовлекли, потому что для этого номенклатурного генерала каждый член семьи должен быть тройным рентгеном просвечен. Одним словом, по анкетным данным я подошла, фото мое, как я поняла, предварительно было одобрено, и вот будущий дипломат явился якобы случайно, чтобы осуществить крайне важную политическую акцию. Да, в отличие от меня он был подготовлен к ней и вооружен, что называется, с ног до головы. Они не учли только (а, может быть, для них это было удачей), что потенциальных жених мой при встрече оказался пробит стрелой Амура насквозь и, как бы это сказать, потек и начал уже не играть замышленную продуманную роль, а всерьез воспламенился изнутри неожиданно для своей термостойкой наружной закалки. И эту его искренность и подлинное чувство я не могла не учуять, а если бы ее не было, то и ему дан был бы от ворот поворот. Как благовоспитанная хозяйка я водила гостя день за днем по нашему прекрасному зимнему городу и было все, как в стихах: "мороз и солнце, день чудесный..." Я с удовольствием открывала ему все, чему научилась на экскурсионных
Родители мои тактично не замечали ни моих поздних возвращений, ни распухших губ, и в последний день своего прибывания он по всей форме обратился к ним с просьбой "о руке их дочери. Правда, меня чуть-чуть кольнуло тогда, что передо мною-то он этот вопрос формально перед тем не поставил. "Люблю! Поражен тобою навеки!" - это, конечно, хорошо, но все же надо было бы моим согласием заручиться. Ну, да простила, видела, что он не в себе. Однако голова моя тогда кружилась, все мои моральные комплексы были удовлетворены, а заодно и честолюбие: вот ведь, так долго - до двадцати трех лет - ждала и дождалась своего суженого, за первого встречного-поперечного не выскочила, а вот какого умного, красивого, сильного мужчину залучила на всю оставшуюся жизнь. Что скажете, подружки-торопыжки? Опять Настька золотую медаль получила!
Что было дальше? В апреле мы всем семейством съездили к ним в Москву, представлялись родителям. До того были его бесконечные звонки, письма, из которых можно было бы создать романтический письмовник, телеграммы, подарки и т.д. Короче, я стала официальной невестой. Отцу и матери его я очень даже приглянулась, их сиятельство папаша аж крякнули при встрече на перроне и сообщили, что теперь-то он Ипполита уразумел полностью да эх, скостить бы ему самому годков двадцать пять-тридцать, так он бы...
– Молчи старый хрыч!
– толкнула его в бок жена и очень милостиво меня поцеловала. Вот это был запах, вот это было облако ароматов, в которое я погрузилась!..
Отвезли нас к себе в огромном "ЗиЛе", вышколенный шофер открыл передо мной дверцу. Мы жили в огромной "сталинской" квартире в высотном доме на площади Восстания. Ипполит млел, изнывал и не находил себе места от желания, несколько раз пытался пробраться ко мне ночью, но дело это было со всех точек зрения нереальное. Зато в коридоре он обнимал меня очень жарко и прижимался к моей юбке своими брюками с очень даже твердым предметом внутри них.
За торжественным обедом высокие договаривающиеся стороны в виде родителей (мой простоватый батя как-то окаменел в этом хрустально-ковровом раю среди полированной мебели, он даже не сразу разговорился) пришли к общему мнению, что регистрацию брака надо провести до распределения в вузах молодых, чтобы дипломы были с общей фамилией и жена получила бы право прописаться с законным супругом, в Москве, разумеется. Я незаметно огляделась: проживать в таком-то дворце? Ну, да где наша не пропадала!.. Свадьбы следует сыграть две - сначала после регистрации в Москве, потом для ленинградских друзей, родственников и знакомых. Накладно, конечно, да ведь на веки вечные соединяем наши молодые росточки, чтобы они дали новые побеги...
Что сказать? Свадьба в Москве была грандиозной, собрался весь сиятельный и влиятельный мир и, кажется, он одобрил выбор Ипполита, хотя дамы явно почувствовали во мне птицу иных жизненных привычек, чем у них. В Ленинграде свадьбу играли проще, посердечней, повеселее, и "Горько!" кричали громче и хором считали, сколько секунд молодой муж зажимал своим жадным ртом губы юной жены.
И тут-то я выдам нечто парадоксальное: хотя свадьба в Питере была две недели спустя после свадьбы московской, я встретила ее фактической девушкой, с нетронутой девственной плевой, оставаясь целкой неломаной, как в быту принято определять это состояние. Да как же так это случилось? А так, что когда мы под бодрые крики гостей отправились в свою комнату, к услужливо распахнутой постели и Ипполит жадно принялся меня раздевать, я останавливала его руки и стала говорить: "Постой! Постой!".
– Чего постой? Давай быстрее, я уже не могу ждать больше!
Я не умела внятно ответить "чего постой", но чувствовала, что со мной ему нужно было бы поступать иначе, надо было сказать сначала что-то нежное, бережное, надо было показать свою любовь ко мне на деле, понять мой страх перед неизвестностью, перед болью. Недаром же в некоторых мусульманских странах молодым предписано всю первую ночь только разговаривать. А он хотел меня сразу повалить, стащить с меня трусики, изнасиловать, проще говоря. Дипломат!..
Что тут сказать? Это была ужасная ночь сплошной борьбы... Когда винные пары повыветрились из его воспаленной головы, он что-то осознал, принялся покаянно целовать мне ноги, стал искренне каяться. Заснуть я, конечно, не смогла, так и лежала до завтрака, судорожно удерживая трусики, а он - он быстро заснул у меня за спиной, захрапел... Такая получилась памятная брачная ночь.
На вторую ночь я очень доверчиво высказала ему все, что думала, ничего не требовала, только просила понять меня. Он угрюмо молчал, видно, переживал свою двойную неудачу, потом спросил только: - Но ласкать-то тебя мне можно хоть потихонечку? Я кивнула головой, но снова горько мне стало: опять все не так! Опять ни слова о своей любви и нежности, никаких знаков внимания ко мне, опять только о своей потребности.