Мужчина, матерью ставший

Юй Ли

Вы, конечно, спросите, что все-таки стряслось? А дело в том, что в свое время многие хотели заполучить себе Жуйлана, но потом умерили желания и стали выжидать, когда его родитель сбавит цену. Кто мог предполагать, что Сюй Цзифан не поскупится на столь огромные расходы и примет юношу к себе! Словом, он стал обладателем «высшей драгоценности», чем вызвал у многих не только зависть, но и злость. Поначалу завистники считали, что Цзифан недолго попользуется «драгоценностью» один. Немного потешившись новинкой, он в конце концов отпустит юношу, и тогда другие не станут более пускать слюнки, поскольку смогут взять его на содержание. Никто, однако, не ожидал, что Сюй Цзифан спрячет Жуйлана у себя и не будет отпускать его ни на шаг. Как же так?! Драгоценность Поднебесной не стала всеобщим Достоянием! Это вызвало у всех гнев и ярость. Но к чему придраться? Ни малейшей щелки, в какую можно заползти. Увы! Если

бы Цзифан в какую-то минуту не стал жаловаться и стенать, Ю Жуйлан, возможно, не совершил бы свое жестокое деянье, а если бы он этого не сделал, на Сюя нынче не обрушились бы беды. Вот почему еще в древности верно говорили: «Стенанья без причины ведут к несчастью!» Есть еще слова другие: «Если судьба от тебя отвернулась, значит, кому-то это выгодно!» Очень точные слова! Узнав о неприятной новости, все страшно всполошились.

— Как, неужели этот маленький Жуйлан охвачен столь безрассудным чувством?

— Ах, какое неожиданное счастье подвалило Сюй Цзифану!

— Нет-нет, такие мерзкие пристрастия надо немедленно пресечь! Сюй не должен один владеть подобным счастьем!

Вот тогда-то и пришла кому-то в голову мыслишка написать донос, а возбудителем его стал сосед Жуйлана — тот самый человек, который когда-то вознамерился, как говорится, «запрятать юношу в свой кошель» и не позволить никому «подрезать шнур подвески».

Сюй Цзифан, увидев окрашенную краской руку стражника, поспешил к Жуйлану, чтобы сообщить тому неприятную новость. Жуйлан, понятно, растерялся; все души разом покинули его. Он подумал, что надо стражников покуда задержать, а за это время придумать какой-то выход, и лишь после этого идти на суд. Но гонцы не стали медлить, поскольку знали, что правитель пребывает в страшном гневе. Они без промедления потащили обоих в ямынь и стали ждать появления начальства. Высокий чин занял свое место, задержанных ввели.

— Кто ты есть? — вскричал правитель, ударив с силой по столу шашкой для игры, которую он в то время держал в руке. — Ты оскопил ребенка из достойной семьи, собираясь превратить его в евнуха-тайцзяня. Сразу видно, замышляешь смуту!

— Ваша светлость, живем мы вместе — это верно. Однако оскопление он сделал добровольно, я об этом ничего не знал!

— С какой стати ему себя калечить?

— Причины я не знаю, но если б даже знал, я не рискнул бы нынче объяснить. Лучше всего спросить его!

Правитель вызвал юношу.

— Ответствуй! Кто оскопил тебя: ты сам или сделал это он?

— Я сам!

— Почему ты это совершил, отвечай!

— Все дело в том, что на моем родителе (он был тогда уже в годах) висело множество долгов. К тому же в доме стояли два гроба матерей моих — мы их никак не могли захоронить. Вот тогда господин сюцай помог нам, дал нам много денег. Словом, сделал немало добрых дел. Потом он продолжал помогать отцу, а когда тот помер, устроил похороны. Все это сделал он один. Я был ему безмерно благодарен, вот только я не знал, как его отблагодарить. Потом подумал: возможно, только тем, если стану служить ему всю свою жизнь. Вот почему я оскопил себя!

— Что за чушь! — взъярился правитель. — Если бы ты действительно желал возблагодарить его за доброту, ты мог поступить совсем иначе, не как сейчас! Плоть вместе с кожей и власами нам дадена родителями, а посему ты права не имел корежить путь людской во имя постыдной связи! Иль ты не знаешь о трех видах непослушанья? Из них наиболее зловредный — отсутствие потомства. Я назначаю тебе порку за проявление непочтительности к предкам! — С этими словами чиновник бросил на стол четыре «наказательные бирки». [32] Экзекуторы схватили жертву и стали совлекать с юноши штаны. И тут раздался непонятный шум — в присутственную залу вдруг ворвалась толпа людей ревущих. Надо вам сказать, что здешние чиновники обычно не слишком хорошо знали фуцзяньское наречие, поэтому правитель области из криков понял лишь одно: толпа вломилась в ямынь с какой-то просьбой или жалобой. Правитель растерялся и струхнул. Что же случилось на самом деле? А дело в том, что многие из здешних сластолюбцев, давно наслышавшись о несравненном нежном заде юноши Жуйлана, решили увидеть чудо собственными глазами, а потому в день суда в присутствие набились даже не сотни, а тысячи людей, половина из которых были книжники-сюцаи, что посещали училище. Стражники не посмели остановить ученых мужей, а те, преград не видя, ворвались в присутственную залу. Правитель сидел ни жив, ни мертв от страха. Он тихо спросил у канцеляристов, в чем причина беспорядка, кто-то из служителей ему объяснил что здесь произошло. Экзекуторы, подождав, покуда затихнут крики, сорвали с юноши штаны. И вот перед всеобщими очами возникла «драгоценность».

Восславить можно ее так:

32

Наказателъная бирка — деревянная таблица-плашка, на которой обозначалась мера наказания.

Нежнейший цвет, что лотос молодой, Прекрасна, будто изумительный цветок. Блеск матовый и ни малейшего изъяна. Напоминает чем-то куриное яйцо, С которого только-только содрали скорлупу. Средь этой мягкости и теплоты Есть углубление, похожее на щелку, Которую имеет «Долголетья персик», Что извлекли из глиняной бадьи для сушки. Кажется, лишь стоит щелкнуть иль подуть, И кожа тотчас лопнет, брызнет кровь. Как можно говорить о батогах Или других снастях для казни?! Нет-нет, ей их никак не пережить! Нефрит и жемчуг разрушатся тотчас. Но заметим к слову, что стражи, Которые вершили казнь, Как оказалось, любили тоже «южный ветер», А потому, окаменев, столбом стояли И побоялись руки в ход пустить. И даже сам «судья чистейший» Также был любителем дверей удобных, Поэтому, хотя все видели И гнев и ярость на его лице, Он при виде удивительного чуда Проникся состраданием к Жуйлану.

Правителю сразу стало ясно, что нежнейшая плоть юноши не выдержит жестоких испытаний батогами. Чиновник был готов простить ему проступок, но при таком количестве людей он сделать это все же не решался. Что до экзекуторов, то они, схватившись за бамбуковые палки, бить юношу тоже не посмели и мялись, ожидая особого приказа: глядишь, помилует начальник. Однако такого приказа так и не последовало. С громким воплем они взметнули батоги над головой и вдруг… Сюй Цзифан, бросившись вперед, прикрыл юношу своим телом.

— Это я погубил его! — воскликнул он. — Значит, я и должен понести наказание!

Поначалу, как мы знаем, присутствующие в суде, судача о поступках двух друзей, считали, что Сюю сильно в жизни повезло, и строили всякие (понятно, ошибочные) догадки. Сейчас, увидев, как он прикрыл собой Жуйлана, все поняли, что Сюй Цзифан прилюдно признается в горячих и честных чувствах. Это вызвало у всех бурный взрыв восторга. Раздались приветственные крики, послышались хлопки.

— Господин судья! — кто-то крикнул. — В присутствии негоже судить людей за «деяния Лунъяна». Такого никто не видывал у нас!

Правитель рассердился, услышав эти крики, и в гневе вскочил с места.

— Если ты так ведешь себя в присутствии, значит в обычной жизни твоим бесстыдствам нет границ! — бросил он Цзифану. — Я должен доложить о недостойном поведении твоем инспектору училищ, попросить его пресечь твою дальнейшую ученую карьеру. Ну, а покуда никто не помешает мне отвесить тебе батогов!

Он снова кинул бирку с наказанием, причем с такою силой, что опрокинулся сосуд, в котором она лежала. Экзекуторы, отпустив Жуйлана, схватили Сюя, повалили на пол и принялись нещадно колотить, причем не простыми батогами, а самыми тяжелыми — «первого разряда». [33] Жуйлан все это время стоял в сторонке на коленях. Он клал низкие поклоны, оглашая воздух скорбным воплем. Всякий раз, когда палка опускалась на Цзифана, он бился об пол головой. После тридцати ударов батогами ляжки Сюя превратились в кровавое месиво, а юноша разбил себе всю голову. Наконец казнь прекратилась, и правитель отпустил Цзифана под залог. Только теперь после наказания Сюя (к тому же, заметим, он был лишен и звания сюцая) все осознали, что прежде допускали касательно него ошибку. Бумага о лишении его ученых званий ушла к начальству. И все же правитель дал Сюй Цзифану послабление: он не стал привлекать его к суду за оскопление человека.

33

Батоги различались по весу бамбуковой палки, из которой они были сделаны. Здесь герой подвергается наказанию самыми тяжелыми батогами.