Мужчина в полный рост (A Man in Full)
Шрифт:
— Пять-Ноль, сдай назад — я вставлю сюда эту штуку! Надо расширить проход!
— Не, брата…
Узкие глаза из черной дыры смотрели с горьким отчаянием, но гаваец все-таки подался назад. Конрад вставил трубу в отверстие, решив использовать ее как рычаг. Саму стену он, конечно, не сдвинул, но бетон по краям осыпался и дыра стала шире.
— Так, Пять-Ноль, теперь попробуем! Просовывай голову!
Сначала ответа не было… потом показалось испуганное лицо. Пять-Ноль был весь в грязи. Кожа, волосы, усы — сплошные разводы и комки грязи. Глаза как два обезумевших зверька,
— Отлично, теперь дальше!
Хрипя и отдуваясь, Пять-Ноль попытался протиснуть плечи. И застрял, как и Конрад до него.
— Брата… брата… — задыхаясь, он вцепился в Конрада умоляющим взглядом.
— Работай ногами, Пять-Ноль! Толкайся! Упирайся и толкайся! Я тоже так делал! Сейчас получится!
Несколько отчаянных рывков, и Пять-Ноль смог вытащить руки.
— Толкайся! Еще! Еще!
Проволочная сетка впилась ему в спину, но Пять-Ноль наконец выбрался и тут же упал, задыхаясь, на покатый бетонный пол. На спине остались глубокие царапины, потеки крови…
Где-то рядом громко тарахтел мотор со сломанным глушителем. Крики и зов на помощь не умолкали. Земля опять задрожала, раздался грохот. Тонны стен, лестничных пролетов, конструкций обрушились за их спинами — прямо в трещину, по которой они только что ползли. Стена покосилась еще сильнее. Потолок с жутким скрежетом накренился. Лаза, откуда только что выбрался Пять-Ноль, больше не было.
— Вставай, Пять-Ноль! Пошли! Пошли отсюда!
В этот миг Конрад понял ясно, как никогда — это дело рук Зевса.
Гаваец перевернулся набок. В лунном свете его голый торс блестел от пота, крови и грязи. Он открыл рот, но так ничего и не сказал, только тяжело дышал и смотрел снизу вверх на Конрада. Конрад взял его за руку и помог сперва сеть, потом встать.
— Держись за мое плечо!
Пять-Ноль так и сделал, и Конрад потащил его по наклонному полу. Поддерживая, помог гавайцу пробраться сквозь клиновидный пролом. Кровь со спины Пять-Ноль текла ему на руку. Оба были в грязи, почти голые, в одних штанах, измазанных жидкой глиной. Пять-Ноль совсем обессилел.
Они выбрались на тюремный двор. Конрад шатался под тяжестью Пять-Ноль, и в конце концов гаваец рухнул на землю. «Нет! Она опять зашатается!» — подумал Конрад, но вслух не сказал. Пять-Ноль как-то неловко осел — полусидя, полулежа — и тяжело задышал.
На юге, над Плезантоном, светила почти полная луна. Небо будто взорвалось звездами. Звезды! Конрад не видел неба с тех пор, как попал в Санта-Риту. Зевсовы звезды! Это стало вдруг ясно, как никогда.
Мотор тарахтел еще громче. Футах в тридцати на утоптанной земле двора стояло небольшое здание, то ли ангар, то ли сарай. Из окон лился слабый свет. Тарахтел аварийный генератор. Рядом с ангаром зажглись два ярких луча и заметались по двору — охранники с фонарями. Издалека, видимо из Плезантона, слышались вой полицейских сирен и сигналы пожарных. Конрад посмотрел туда, откуда они только что вышли. Все западное крыло лежало в развалинах, расколотое надвое. Одна половина крыши со стеклянным окном осыпалась, другая сильно накренилась. В лунном свете
— Я направда… направда плохо… брата… — сказал Пять-Ноль, не поднимая головы.
— Ничего, погоди немного.
Один из фонариков, раскачиваясь из стороны в сторону, направился к ним. Луч ударил прямо в лицо. Такой яркий, что Конрад прикрыл ладонью глаза. Даже силуэт охранника разглядеть было невозможно.
— Откуда? Из какого блока? — Оклендский говор, говор деревенского парня из-под Ливермора.
— Оттуда! — Конрад показал на разрушенное здание. — Блок Дэ.
— Так… быстро за мной, — сказал голос. — Всем приказано собраться в ремонтном ангаре.
Пять-Ноль даже не шевельнулся. В ярком свете фонарика казалось, что еле сидящий на земле полуголый гаваец, с ног до головы измазанный грязью и кровью, сейчас умрет. Голова его бессильно свесилась на грудь, чуть-чуть приподнимаясь в такт тяжелому дыханию.
— Вставай, — велел охранник с фонариком, правда, не очень строго.
— Ему нужен врач, — пояснил Конрад.
— Ясное дело, мы…
— Э, Леон! — закричали от ангара. — Где ты там?
— Тут! — отозвался охранник с фонариком. — У меня двое заключенных!
— Бросай их на хрен! Быстро сюда! Беги в восточное крыло!
Луч фонарика еще раз обшарил Пять-Ноль и уперся прямо в лицо Конраду.
— Ждите меня здесь, понятно? Я сейчас вернусь. И чтоб, бля, ни шагу. Сунетесь за ограду — стреляют без предупреждения, найду где-нибудь, кроме ангара — будете в усрачке!
И потрусил к восточному крылу. Пять-Ноль медленно поднял голову, поддерживая подбородок рукой, и посмотрел на Конрада.
— Конрад… брата… — Он все еще тяжело дышал. — Валий на хырен… валий…
— Что?
— Беги, брата! Тикай! Эди хымыри собирай заключеннай в аг-гар, типтак, кучей — в темнота… Ротто-аббалы, они будут тебя убить, бра! Моккай-чай-мертвяк!
Конрад слушал, как тарахтит генератор. Вопли, крики… Параболы света — лучи фонариков — метались по двору. Он сел на корточки рядом с гавайцем.
— Да, я свалю, Пять-Ноль, но не потому, что боюсь Ротто или этих… — Он досадливо махнул рукой. — Ты знаешь, кто это сделал? — И запнулся. Так и остался сидеть на корточках с полуоткрытым ртом. Хатнику бесполезно говорить о Зевсе. Пять-Ноль верит только в сиюминутные материальные причины-следствия.
— Хошь сказать, эдод хымырь, о котором ты раньше говорил?
— Да.
— Гарантайшь? — «Гарантируешь?» — Тада скажи эдому хымырю, пусть принесет хамб'багер с горчисой и пиво. Я больше ходить не могу. Направда.