Мужчины и женщины существуют

Каковкин Григорий Владимирович

— Мы встречаем Новый год вместе. Я вас, я тебя пригласил.

— Спасибо. Ты первый, кто это сделал. Но до Нового года еще далеко.

— Когда увидимся? — спросил Аркадий около входа в метро, когда они прощались.

— В следующие выходные.

— Почему?

— Потому что работа и дети. Мои. И вообще, я не думаю, что надо торопиться. Ты подумай еще, с кем связался…

— Тебя можно поцеловать?

— А надо?

Аркадий пожал плечами.

Уже не один перегон между станциями она смотрела на извивавшиеся жгуты электрического кабеля за стеклом вагона. Они тянулись на стене туннеля, изгибались, создавая завораживающую инсталляцию. Игра кривых параллельных линий, толстого и тонкого кабеля, приближение

и отдаление, невероятная схожесть судеб, будто мужчина и женщина в темноте туннеля ищут невероятную, невозможную точку пересечения. Тулупова после каждой остановки и стандартного объявления диктора снова ждала подсказки извне: знака. Она подсчитала, что через пять остановок, если она едет к Вольнову, ей надо выходить, и через пять минут закончится час, когда он ее ждет. Она точно решила, что позвонит, если, конечно, позвонит, — все это было еще под вопросом — только после того, как пройдет этот унизительный час, но она не знала, почему ей необходимо играть в эту невзрослую игру сопротивления мужчине и своему желанию его видеть.

Толстый и тонкий кабель продолжали метаться по стенам туннеля, демонстрируя особую, завораживающую камасутру летящих, рисованных, черных линий.

Она думала о своих новых мужчинах, о Раппопорте с двумя “п”, спортивном журналисте Вольнове, кремлевском аналитике Хирсанове со Старой площади, и ей, в очередной раз, стало удивительно понятно, что никогда без сайта знакомств и интернета она не могла бы рассчитывать на такие жизненные пересечения. Как два жгута проводов за стеклом вагона метро — каждый со своей информацией и адресом, природой — ее жизнь была проложена в ином пространстве. Она могла бы с этими мужчинами стоять или сидеть рядом в таком вот вагоне или автобусе, может быть, неведомым образом, кто-то из них мог получить в библиотеке книгу из ее рук, но оказаться близко, говорить и думать о любви вместе они не могли бы никогда. Знаки внимания и сообщения по электронной почте, несколько телефонных звонков, встреча, знакомство — и она знала о них почти все. По неписаным правилам сайта уместны любые вопросы. Она легко могла спросить о работе, житейских привычках, прошлых влюбленностях, о семье, о детях, о росте, о весе и о сексе — он ему нужен ли вообще, и сколько раз в неделю. И на все будет получен честный ответ. Единственное, где терпелась ложь, — это возраст, который наступал с неотвратимостью тайфуна и разрушал до голой земли любую личную жизнь. После определенных цифр, где-то сразу после пятидесяти, она это знала, из любви решительно вычеркивали и вопросы исчезали. Иногда ей казалось, что эта открытость против нее, против рока и судьбы, против случайных встреч, которые всегда определяли ее жизнь. И Стобур, и спившийся Авдеев возникали из ниоткуда, заворачивали с соседней улицы, приходили и исчезали, иногда оставляя после себя детей или погружая в долгие душевные муки, но здесь все было иначе. Теперь она выбирала, и ее выбирали, словно в магазине, где продавались живые мужчины и женщины. Она точно не знала, эта торговля — покушение на судьбу, на то, как она задумана на небесах, или это была та же самая судьба, только в других одеждах? Сейчас она не могла решить — выйти на остановке из вагона или остаться, и это решение — судьба или что-то другое, намного проще?

“Осторожно. Двери закрываются…”

“Следующая станция Вольнов, — объявила про себя Людмила Тулупова. — Нет, не сойду, мне надо ехать дальше”.

Через плотный поток пассажиров две молоденькие девушки, ровесницы ее дочери, пробивались к свободному месту, и Людмила услышала сквозь шум фразу, обрывок, кусок словесного мусора:

— …он взял ящик шампанского, представляешь, ящик. Целый! И мы с ним вдвоем…

И Тулупова поняла, что весь мир и все люди — в метро, троллейбусах, автобусах, самолетах, поездах, везде, на улице и дома — думают только об одном. Они все время находятся на

этом сайте, они из него не выходили никогда, ни разу за тысячи лет, они там с головой, с потрохами и со всем, с чем только можно. И все случаи в жизни есть только истории “до” и “после”. До любви и после нее. Людмила выскочила из вагона и услышала вдогонку чье-то злобное — “раньше надо готовиться выходить”.

“Я и готовилась, — произнесла она про себя. — Всю жизнь готовилась-готовилась и что?”

Двери за спиной захлопнулись, и она почувствовала необыкновенную легкость. Поднялась на эскалаторе, вдохнула вечернего осеннего воздуха и с бодрым игривым настроением, неизвестно откуда взявшимся, набрала номер Вольнова.

— Ну что, мой мальчик, ты меня заждался? Я уже рядом — около метро.

— А я думал уже все — не придешь.

— Ну, я же настоящая блядь — ты во мне не ошибся.

Короткую дорогу до его дома она думала о том, что Вольнов женат, молод, и он совершенно ей не нужен, совсем не его она хотела найти, и, конечно, он будет встречать Новый год со своей семьей. Надо быть благоразумнее, но она — воровка, ворует его у другой женщины.

“Что такое любовь, как не способ воровства? — думала она. — Забрать к себе и сделать все, чтобы он не сбежал. Кормить, стирать, спать с ним — а на самом деле следить, чтобы “мой” не стал чужим, чтобы не увели. Брак — это узаконенное воровство мужчин и женщин, которые и существуют только для того, чтобы их воровали. Воровали и стерегли”. Людмила мимолетно вспомнила свою жизнь, мужчин в ней, и пришло ощущение, что она начала что-то понимать. Набрала номер телефона и с его подсказок по телефону открыла кодовый замок подъезда. Поднялась на этаж. Вышла из лифта и увидела его у открытой двери.

— Заходи, — поторопил он ее шепотом. — Заходи.

Тулупова прошмыгнула в квартиру.

— Соседи, — пояснил Вольнов.

“Воровство”, — подумала Людмила, обнимая и целуя его.

По некоторым признакам, по горящим глазам, свежему запаху мужского парфюма, по его дыханию, она поняла, что он ее ждал. Это соблазняло ее еще больше.

— Мне кажется, нам сегодня будет… — сказал Вольнов.

Людмила закрыла его рот ладошкой, чтобы не сказал лишнего. Она не хотела слов, на языке сайта это называлось “секс без обязательств, то есть без слов. Она понимала так. Но Вольнов хотел что-то сказать. Тогда она пригнула его голову к своей груди, и он замер, испытывая блаженство от запаха, который нескончаемо шел к нему.

— Я хотел сказать, — приподняв голову, произнес Вольнов, — что у меня наливается ванна, и она может перелиться.

— Сразу?

— Ты не любишь лежать в ванне?

— Люблю.

— Иди туда. Иди. Я сейчас.

Тулупова прошла в просторную ванную комнату, быстро разделась, повесив на крючок свои вещи, легла в теплую воду. Приоткрыв дверь, заглянул Николай.

— Выключи свет, я стесняюсь.

— Сейчас, — сказал Вольнов и исчез.

Через минуту он пришел уже голый, с большой корзиной разносортных, разноцветных яблок и выгрузил их в воду. Они просыпались ей в ноги, как шумный летний грозовой дождь, с брызгами шлепаясь в воду.

— С дачи, — пояснил Николай. — Вчера был там, у родителей.

— Как под одеялом.

Он включил неяркий свет над зеркалом и залез в ванну, полную плавающих яблок.

— Будем болтать и есть яблоки.

Людмила сняла с воды большое красивое яблоко и кинула Вольнову:

— Держи!

Вольнов поймал яблоко, тут же откусил и сказал:

— Белый налив. Рассказывай, с кем ты там спала все это время. Где была? Рассказывай. Рассказывай про всех. О своих похождениях. Чистосердечное признание, сама знаешь…

— Ты же не будешь со мной Новый год встречать.

— Я бы очень хотел, но…

— Не напрягайся.

— И все-таки, с кем ты была в ресторане, на кого ты меня променяла, он что, действительно в Кремле работает?