Мужчины не ее жизни
Шрифт:
Картошка фри была замороженная, духовку пришлось нагревать, а Тед был слишком пьян и не мог найти сковородки, в которой он готовил сэндвичи с сыром на гриле; тем не менее они все втроем съели эту отвратительную еду — помог кетчуп. Эдди мыл посуду, а Тед пытался уложить Рут в постель. С учетом обстоятельств ужин был довольно цивилизованным — так думал Эдди, слушая, как Тед с дочерью поднимаются по лестнице, рассказывая друг другу о пропавших фотографиях. Иногда Тед что-нибудь сочинял (по крайней мере, описывал фотографию, которую Эдди не мог вспомнить),
Придет время, когда она забудет многие из этих фотографий, и тогда она станет сочинять почти все. Эдди, когда в его памяти сотрутся почти все фотографии, тоже будет их сочинять. Только Марион не нужно будет выдумывать Томаса и Тимоти. Рут, конечно, скоро научится выдумывать и мать.
Пока Эдди собирал свои вещи, Рут и Тед ходили кругами по дому мимо фотографий — настоящих и вымышленных. Они мешали Эдди сосредоточиться на его первостепенной проблеме — кто довезет его до парома в Ориент-Пойнт. Именно тогда ему и попался на глаза список всех экзонианцев, проживающих в Гемптонах. Последним дополнением к списку был Перси С. Уилмот, выпуска 46-го года, живший неподалеку, в Уэйнскотте.
Эдди, видимо, был в возрасте Рут, когда мистер Уилмот закончил Экзетер, но, возможно, мистер Уилмот все еще помнил отца Эдди. Уж конечно, любой экзонианец должен был по крайней мере слышать о Мятном О'Харе! Но достаточно ли этих воспоминаний, чтобы тащиться в Ориент-Пойнт? У Эдди на этот счет были большие сомнения. Но он считал, что звонок Перси Уилмоту будет по меньшей мере иметь познавательное значение, пусть это и будет против шерсти его батюшке. Он сделает это ради удовольствия сказать Мятному: «Слушай, я звонил всем экзонианцам, живущим в Гемптонах, и умолял их подвезти меня к парому, и все они послали меня куда подальше!»
Но когда Эдди спустился в кухню к телефону и посмотрел на часы, оказалось, что уже почти полночь — лучше было бы позвонить мистеру Уилмоту утром. Однако, несмотря на позднее время, он без раздумий позвонил родителям; Эдди был готов немного поговорить с отцом, только если тот полуспал. Эдди хотел свести разговор к минимуму. Хотя Мятный и в самом деле полуспал, но тут же пришел в возбуждение.
— Все в порядке, па. Нет-нет, ничего не случилось, — сказал Эдди. — Я просто хотел, чтобы вы с мамой завтра не уходили далеко от телефона, на случай если я позвоню. Если я найду, кто бы смог подвезти меня до парома, то позвоню перед отъездом.
— Тебя уволили? — спросил Мятный.
Эдди услышал, как его отец шепчет матери: «Это Эдвард. Мне кажется, его уволили».
— Нет, ничего меня не уволили, — сказал Эдди. — Просто работа закончилась.
Естественно, Мятный не мог остановиться — он рассуждал о том, что, по его мнению, эта работа относится к разряду таких, которые никогда не «заканчиваются». Еще Мятный рассчитал, что ему требуется на тридцать минут больше, чтобы добраться до Нью-Лондона из Экзетера, чем Эдди — чтобы добраться до Ориент-Пойнта из Сагапонака и на пароме
— Тогда я просто подожду тебя в Нью-Лондоне, па.
Зная Мятного, Эдди не сомневался, что (даже предупрежденный с опозданием) Мятный будет ждать его на причале в Нью-Лондоне. Отец возьмет и мать — она будет его «штурманом».
После звонка Эдди вышел во двор. Ему нужно было спрятаться от этого бормотания наверху, где Тед и Рут пересказывали истории пропавших фотографий, делая это как с помощью воспоминаний, так и воображения. В прохладном дворе их голоса не были слышны — их заглушала какофония сверчков и древесных лягушек, а еще — далеким шумом прибоя.
Единственную разборку между Тедом и Марион Эдди услышал именно здесь — в просторном, но неухоженном дворе. Марион называла его «двор в работе», но точнее было сказать — двор, работы в котором остановлены из-за несогласия и неопределенности. Тед хотел сделать бассейн. Марион говорила, что бассейн испортит Рут или что девочка утонет в нем.
— С какой стати — у нее столько нянек, — возразил Тед, и это было истолковано Марион как еще одно обвинение в том, что она плохая мать.
Еще Тед хотел устроить душ на улице — неподалеку от сквош-корта в сарае, но и рядом с бассейном, чтобы дети, возвращаясь с пляжа, могли смыть с себя песок, прежде чем лезть в бассейн.
— Какие дети? — спросила его Марион.
— Я уж не говорю о том, что — прежде чем заходить в дом, — добавил Тед.
Он ненавидел песок в доме. Тед никогда не ходил на пляж, разве что зимой после шторма. Ему нравилось смотреть, что выбрасывают на берег волны, иногда он находил что-нибудь и приносил домой, чтобы нарисовать. (Выброшенные на берег деревяшки необычной формы, раковину мечехвоста, ската с мордой, похожей на маску, что надевают на Хэллоуин, и колючим хвостом, мертвую чайку.)
Марион ходила на пляж, только если этого хотела Рут или если это было на уик-энд (или если по какой-то причине не было няньки, которая отправилась бы туда с девочкой). Марион не любила, когда солнца слишком много. На пляже она надевала на себя рубашку с длинными рукавами. Еще она надевала бейсбольную кепочку и солнцезащитные очки, чтобы никто ее не узнал, и сидела, глядя на Рут, которая играла у кромки воды.
«Не как мать, а скорее как нянька», — так сама Марион в разговорах с Эдди описывала это. «Как человек, который даже меньше волнуется за ребенка, чем хорошая нянька», — говорила она.
Тед для дворового душа хотел кабину с двумя душевыми головками, чтобы он и его партнер по сквошу могли принимать душ одновременно.
— Как при плавательном бассейне, — сказал Тед. — И все дети смогут мыться одновременно.
— Какие дети? — повторила Марион.
— Ну, тогда Рут и ее нянька, — ответил Тед.
Газон в неухоженном дворе превратился в поляну, поросшую высокой травой и маргаритками. Газон должен быть больше, решил Тед. И еще нужен какой-нибудь забор, чтобы соседи не видели тебя, когда ты плаваешь в бассейне.