Мужчины не плачут
Шрифт:
— Ничего, это я так. Следующий раз, если что-то случится с тобой или Ванюшей, звони мне сразу. Поняла? В конце концов, я его крестная.
— Хорошо, буду звонить.
В палату заглянула медсестра.
— Все, красавицы, закругляйтесь.
— Сейчас, сейчас, — Лика замахала на нее руками, посмотрела на Машу. — На работе-то как? — спросила торопливо. — Серебряный в курсе?
— На работе все хорошо. Серебряный в курсе.
— Надо будет из него дополнительную материальную помощь выжать.
— Не надо.
— Почему?
Маша
— Он меня уволил.
— Как уволил? Когда?..
Маша пожала плечами.
— Сегодня.
— За что?
— За строптивость и профнепригодность. Я на работу с утра опоздала, потом в обед пришла отпрашиваться…
— А что, ты еще и на работу сегодня ходила?!
— Ходила.
— Маш, я не могу в это поверить. А ты ему сказала, что v тебя ребенок болеет?
— Сказала.
— А он?
— А он ответил, что платит мне достаточно денег, чтобы я могла нанять для Ваньки сиделку…
— Погоди. — Лика замотала головой. — Серебряный не мог так поступить…
Маша промолчала, до недавнего времени ей тоже так казалось.
— Нужно разобраться.
— Не нужно ни в чем разбираться.
— Гордая, да? — Лика встала, посмотрела на нее сверху вниз. — А про него ты подумала? — она кивнула на Ваньку. — Чем ты его кормить будешь, если Серебряный тебя уволит?
— Серебряный уже меня уволил…
— Я с ним поговорю. Все уладится.
— Не уладится. — Маша прижала к себе сына.
— Маш, я не понимаю, у вас же все было хорошо… ну, в смысле, тебя же все устраивало. — Лика снова присела рядом, погладила Ваньку по голове. — Или не все?
— Меня устраивало, а его, выходит, нет.
— Это так на него не похоже.
— Ты его просто плохо знаешь.
— Я его хорошо знаю. Очень хорошо. У него много недостатков, не спорю, но никогда раньше он не вышвыривал на улицу одинокую женщину с ребенком.
— Когда-то ведь надо начинать…
— Девочки, миленькие, сейчас обход начнется. Меня врач убьет. — В палату снова заглянула медсестра.
— Все ухожу, не надо волноваться. — Лика торопливо поцеловала Машу и Ваньку.
— Не проси за меня Серебряного, — сказала Маша.
— Ладно, разберемся. Завтра утром я вас навешу. Выздоравливай, цветочек! — она помахала Ваньке рукой.
— Пока, Ика, — сказал он в ответ.
Серебряному не спалось. Огромная гостиничная кровать казалась твердой и неудобной. Он то и дело вставал, выходил покурить. Он убеждал себя, что бессонница вызвана сменой места. Казенный номер, пусть даже и люкс, казенная еда. Где ж тут уснуть? Но в глубине души он знал — гостиничный номер здесь ни при чем. Можно подумать, он мало мотался по командировкам и никогда не спал в казенных номерах? Спал, еще как спал. Можно сказать, мертвецким сном спал.
Дело в его секретарше… в его бывшей секретарше. Вот утром он проснется — если еще удастся уснуть, — примет душ, побреется,
Кофе нет. Пепельница забита каштанами вперемешку со вчерашними окурками. Документы не разложены по степени важности в аккуратные папки, а разбросаны по всему столу. И запаха кофе с ванилью нет. И в приемной пусто…
Что на него нашло?!
Что вообще на него находит, когда дело касается его секретарши… его бывшей секретарши?.. Почему она для него как красная тряпка для быка? Ну что в этой пигалице такого… раздражающего?..
Может, ему следует завести любовницу? Почитай, три месяца совсем один. Может, это от воздержания он такой нетерпимый?..
Уже засыпая, Серебряный принял сразу два знаковых решения: завести любовницу и завтра же утром позвонить Лике. Если с пунктом первым все было более или менее понятно, то с пунктом вторым никакой ясности и в помине не было. Он так и не смог объяснить самому себе, почему нужно позвонить Лике и зачем нужно делать это непременно утром…
Разговора с Ликой не получилось.
— Серебряный, это ты? — Ее голос в телефонной трубке звучал вежливо и холодно.
— Я… Лика, я хотел поговорить…
— Знаешь, я тоже. — Все так же вежливо и холодно, без души. Значит, уже в курсе.
— Позавтракаем вместе?
— Позавтракаем.
— Я заеду за тобой в половине девятого.
— Жду. — В трубке послышались гудки отбоя.
Они сидели в ресторане. Аппетита не было ни у одного из них, ограничились кофе.
— О чем ты хотела со мной поговорить? — Серебряный закурил, посмотрел на Лику сквозь облачко дыма.
— А ты о чем?
— Я первый спросил.
— О господи! — Лика вздохнула. — Ты как ребенок.
— Все мужчины — большие дети, — усмехнулся он.
— Только вот решения вы принимаете совсем не детские.
— Ты о ней?.. О своей разлюбезной подруге?
— Да, я о Маше.
— Так я и знал. — Он затянулся так глубоко, что заболело внутри.
— Что ты знал?
— Что она первым делом побежит к тебе, жаловаться.
Что-то он не то сказал… Уже в который раз. Лика побледнела, резко отодвинулась, словно даже сидеть с ним рядом для нее было в тягость.
— Она ко мне не побежала. После того, как ты ее уволил, она побежала в детскую больницу, в реанимационное отделение. Серебряный, ты знал, что ее ребенок в реанимации?
— Не знал… — Сигаретный дым, такой необходимый, такой привычный, превращался в яд, растекался по жилам, холодил губы и кончики пальцев.
— Конечно, ты не знал…
— Она мне ничего не говорила про реанимацию.
— А ты спрашивал?! Ты вообще дал ей возможность объяснить?! Что с тобой случилось, Серебряный? Я тебя не узнаю, — Лика разочарованно покачала головой, отодвинула чашку с так и не допитым кофе. — Когда ты успел стать таким… таким… — Она не смогла подобрать нужного слова.