Мужчины не плачут
Шрифт:
— Геморрой?..
— Ну хорошо, я неверно выразился, но ведь суть от этого не меняется!
— Ты же сказал, что рад.
— Рад, но посуди здраво. Как мы его потянем? Я — аспирант. Ты получаешь гроши.
— У Васьки с Танькой уже двое, — прошептала Маша.
— И что хорошего? Наплодили нищеты! — Антон брезгливо поморщился. — Я еще пожить хочу. Для себя! Понимаешь?! Мне пока не хочется ярмо на шею вешать!
— Ребенок — это не ярмо!
— Для меня — ярмо! В общем, так! — Антон порывисто встал из-за стола, отошел к окну. — Или ты делаешь аборт…
— Или? —
— Или я ухожу, — сказал он совершенно спокойным, будничным тоном.
— Уходишь?..
— У тебя есть выбор. — Антон не смотрел в ее сторону. — Срок еще очень маленький. Все можно уладить с минимальными потерями.
— Я не буду ничего улаживать. — Маша оставила в покое скатерть, сложила руки на коленях.
— Не понял… — Все-таки он на нее посмотрел — удивленно, словно видел впервые в жизни.
— Я оставлю ребенка.
— То есть ты хочешь сказать, что какой-то ребенок тебе дороже любимого человека?!
Маша молчала. Оказывается, можно прожить с мужчиной почти три года и так ничего о нем не узнать…
— Что ты молчишь? — От недавнего спокойствия Антона не осталось и следа. — Скажи, я тебе совсем безразличен? Ты меня ни во что не ставишь?
Теперь он пытался во всем обвинить ее. Он и раньше так делал, а она не замечала или не хотела замечать…
— Машка, ты хоть понимаешь, какой это шок для меня? — Антон изменил тактику. Она ведь понимающая, жалостливая, она его любит больше жизни и обязательно одумается. Она не сможет отказаться от него, не сможет жить без него. Для нее он центр мироздания…
— Я понимаю. — Маша встала из-за стола, успокаивающе погладила по голове нервничающего Тая.
— Вот и умница! — Антон кивнул. — У одного моего приятеля есть знакомый гинеколог. Все будет просто замечательно! — Он обнял ее за плечи. — А знаешь, что? Мы с тобой поедем этим летом в Прагу. Ты же всегда хотела в Прагу.
— Уже поздно, — сказала она, высвобождаясь из его объятий, — я разрешаю тебе уйти завтра.
— Что? — Антон смотрел на нее своими необыкновенными, потрясающе красивыми глазами. Длинные ресницы обиженно трепетали.
— Я сделала выбор, ты можешь уходить.
Он не верил. Он просто не мог поверить, что такое может произойти. Наверное, Антон думал, что Маша будет любить его вечно…
А она и любила. Но своего ребенка она любила не меньше. И этот ребенок не требовал, чтобы она совершила убийство в доказательство своей любви к нему, а Антон требовал…
Они стояли друг напротив друга и молчали.
— Ты идиотка! — наконец сказал он. — Ты на себя в зеркало давно смотрела? Ты же уродина! Кому ты будешь нужна брюхатая?! Ни-ко-му!
— Никому, кроме тебя? — спросила Маша, придерживая за ошейник рычащего Тайсона.
— Да ты и мне не нужна, — процедил Антон. — Мне жить было негде. Меня из общаги поперли, а тут такая дура! — Его лицо, такое красивое, такое родное, до неузнаваемости изменила недобрая усмешка. — Жрать готовишь, курсовые за меня пишешь, деньги на пиво даешь, да еще и в постели ублажаешь. В постели, кстати, ты ничего,
Это было слишком. Даже для такой терпеливой дуры, как Маша Литвинова. Наверное, пощечина выглядела бы эффектнее, чем то, что сделала она…
Удар кулаком пришелся в челюсть. Антон взвыл, схватился руками за лицо.
— Ах ты, сука!
Если бы не Тайсон, он бы ее избил, по глазам было видно, но предупреждающий рык Тайсона привел Антона в чувство.
— Убери эту тварь! — прошипел он, пятясь к двери.
— Тише, мальчик, тише. — Маша обхватила пса за шею. — Он сейчас уйдет и никогда больше не вернется.
— Я уйду! — Антон сдернул с вешалки свою куртку. — Только вот смотри, сука, не пожалей!
— Раньше ты называл меня по-другому. — Маша горько усмехнулась. Внутри было пусто, ни боли, ни обиды — ничего.
— Раньше ты была послушной дурой.
— И не била тебя по морде.
— Я приду за вещами завтра! — Он хлопнул дверью.
— Я тебе их даже упакую. — Маша села за стол, задумчиво посмотрела на пламя горящей свечи.
Подошел Тай, положил голову ей на колени.
— Все будет хорошо, — сказала она не то себе, не то Тайсону.
Ей повезло, что это случилось не дома, а на приеме у гинеколога. Кажется, только что Маша жаловалась врачу на головную боль и отеки, и вот — она уже куда-то проваливается…
…Она пришла в себя на жесткой кушетке. В кабинете царил странный полумрак.
— Что-то случилось? — Говорить было тяжело, каждое слово отдавалось в голове набатным звоном.
— У тебя, девонька, преэклампсия. «Скорую» мы уже вызвали, поедешь в стационар, от греха подальше. — В голосе медсестры слышалась озабоченность пополам с раздражением. — Допрыгалась…
Маша молчала. Из сказанного она поняла лишь то, что ей нужно срочно ехать в стационар, что специально для нее вызвали «Скорую помощь». Но что означает это загадочное слово «преэклампсия»? И почему она допрыгалась? Она следовала всем рекомендациям: пила витамины, делала разгрузочные дни, дважды лежала на сохранении. Разве ее вина, что, несмотря на все старания и разгрузочные дни, ноги все равно отекают так, что ходить она может только в шлепанцах? Разве может она что-то сделать с высоким давлением, которое в последнее время ничем не сбивается?
Впрочем, вина, может быть, и ее. Зарекалась ведь не подходить к компьютеру во время беременности, но как программист может жить без компьютера? Ей необходимо зарабатывать деньги для себя и для ребенка. А есть еще Тай, которого нужно кормить и хоть изредка баловать витаминами.
— Ну, как самочувствие? — В кабинет вошла гинеколог, немолодая улыбчивая женщина, ловко приладила к Машиной руке манжету тонометра.
— Голова болит. — Маша виновато улыбнулась.
— Голова болит потому, что давление у тебя высокое. — Врач не сводила взгляда со стрелки тонометра. — Сто шестьдесят на сто десять, и это после укола. Ну, вот что, красавица, — она успокаивающе погладила Машу по руке, — в больницу тебе надо. И быстренько…